Резервисты не ждали, пока им принесут повестки. Они сразу направлялись на призывные участки. Уже через полчаса после речи Молотова один из них, Виктор Гончаров, покинул дом и отправился в центр города в сопровождении своего престарелого отца, который сказал, что хочет проводить сына. Жена Виктора, работавшая в трамвайном парке, не смогла даже попрощаться с мужем. Но Виктор Гончаров даже представить не мог, что его отец, старый казак, которому исполнился 81 год и который «прошел четыре войны», сам собирался записаться добровольцем в действующую армию. Старик пришел в ярость, когда в военкомате ему сказали, что пока в его услугах не нуждаются.

В Сталинградском технологическом университете, расположенном возле крупнейшего тракторного завода, студенты повесили на стену большую карту Европы, собираясь следить по ней за продвижением Красной Армии в глубь Германии. «Мы думали, – вспоминает один из них, – что разгромим врага одним сокрушительным ударом». Множество документальных фильмов, рассказывавших о производстве танков и достижениях авиации, убедили молодежь в правдивости сообщений об огромной индустриальной и военной мощи Советского Союза. Достижения страны вдвойне впечатляли, если учесть, что совсем еще недавно она считалась технологически отсталой. К тому же всепроникающее могущество сталинской системы делало невозможной саму попытку усомниться в силе первого в мире государства рабочих и крестьян. «Пропаганда падала на хорошо подготовленную почву, – признавался другой сталинградский студент. – Мы все гордились образом могучей Советской державы и были уверены в ее непобедимости». Никто из тех, кто днем 22 июня слушал выступление Молотова в Сталинграде, и представить себе не мог, какая судьба ожидает Советский Союз, и еще меньше они думали, что ожидает их прекрасный современный город, чьи заводы, парки и кварталы белоснежных зданий так красиво смотрелись на берегах Волги.

В течение ночи 21 июня дипломаты в Берлине и Москве могли только предполагать, что происходит на границах, разделяющих два государства. Еще никогда в истории министерства иностранных дел двух воюющих держав не были столь мало осведомлены о предстоящих событиях.

Почти 4 000 000 солдат Германии и ее союзников ожидали начала вторжения в Советский Союз на всем протяжении его границ от Финляндии до Черного моря. «Мир затаит дыхание»! – обещал Гитлер несколько месяцев назад на совещании, посвященном обсуждению планов будущей войны. Главной задачей для вермахта называлось «установление оборонительной линии против азиатской России на рубежах Архангельск – Волга». Последний промышленный район русских, расположенный на Урале должны были уничтожить бомбардировщики Люфтваффе.

Это была самая короткая ночь в году. Боевые подразделения соблюдали режим радиомолчания, и сотни тысяч солдат, укрывшихся в березовых рощах и еловых лесах Восточной Пруссии и оккупированной Польши, ожидали сигнала к началу вторжения. Артиллерийские соединения, прибывшие на восточную границу якобы для участия в маневрах, находились в полной боевой готовности. В Восточной Пруссии орудийные расчеты, переодетые в реквизированную у местных жителей одежду, на крестьянских телегах перевозили артиллерийские снаряды к заранее оборудованным огневым позициям и тщательно их маскировали. Причем многие солдаты искренне верили в то, что эти «учения» являются составной частью грандиозного отвлекающего маневра, призванного скрыть подготовку к вторжению на Британские острова.

Но с наступлением ночи, когда были получены приказы командования, все сомнения, еще остававшиеся у германской армии, рассеялись. Снимали маскировочные сети с орудий, выкатывали их из сараев, где старательно укрывали от посторонних взоров, затем цепляли к конским упряжкам или грузовикам и тянули на огневые позиции. Вперед выдвигались офицеры-корректировщики, которые вместе с пехотой сосредоточивались на рубежах, находившихся всего в нескольких сотнях метров от передовых дозоров советских пограничников.

Некоторые офицеры из дивизий второго эшелона уже поднимали за успех предстоящей кампании бокалы с шампанским и коньяком, привезенным из захваченной Франции. Кто-то вновь листал мемуары генерала Коленкура, которому Наполеон сказал в 1812 году накануне начала русской кампании: «Еще два месяца, и Россия запросит у меня мира». Другие просматривали разговорники, те самые, что советское посольство в Берлине безуспешно пыталось представить в качестве одного из доказательств подготовки германской агрессии. Кое-кто читал Библию.

Солдаты в своих замаскированных траншеях жгли костры, чтобы избавиться от комаров, играли сентиментальные песни на аккордеоне. И пока некоторые пели, другие предавались печальным раздумьям. Многих пугала мысль о вторжении на земли, о которых они слышали столько ужасного. Офицеры предупреждали солдат, что, когда те будут спать в русских домах, их могут покусать насекомые, и вообще там легко можно подхватить заразу. Впрочем, многие смеялись над своими пугливыми товарищами, которые собирались постричься наголо из страха перед вшами. Но в любом случае большинство солдат вермахта верило утверждениям командиров, говоривших, что нет нужды беспокоиться о зимних квартирах. Например, в 24-й танковой дивизии капитан Розенбах-Лепински, говорят, сказал своим мотоциклистам из разведывательного батальона: «Война с Россией продлится только четыре недели».

Такая уверенность во многом понятна. Даже разведки других стран ожидали, что Красная Армия очень скоро будет разгромлена. Вермахт сосредоточил самые грандиозные силы вторжения за всю историю войн: почти 4 000 000 солдат, 3 350 танков, 7 000 орудий и свыше 2 000 самолетов. Германская армия пополнила свой автомобильный парк машинами, захваченными во Франции. Так, например, французскими были 70 процентов грузовиков 305-й пехотной дивизии, которой в следующем 1942 году предстояло вести бои в Сталинграде. И все же следует помнить, что вермахт, исповедывавший доктрину «блицкрига», тем не менее зависел от состояния 600 000 лошадей, которых использовали в орудийных упряжках, для перевозки санитарных и маркитантских фургонов. А если еще учесть, что большая часть пехотных подразделений германской армии передвигалась пешим маршем, то следует признать, что скорость наступления войск вермахта вряд ли могла быть выше, чем у Великой армии Наполеона.