– Так, значит, искала? Обшарила без меня всю квартиру?

– Что ты говоришь? Что я обшарила?

– Если взяла, так и скажи.

– Денег не было.

Ольга так и не поверила сестре. Считала, что Наташа прибрала к рукам старую сберкнижку с вложенными деньгами, хранившуюся в одном из томов сочинений Ленина, о которой мать все время говорила: «На свои похороны я собрала, чтобы от вас не зависеть. Мне ничего не надо. Сама себя похороню».

– Как ты можешь так? – Ольга начала плакать. – Обобрала, не моргнув глазом. У тебя же и так все есть.

Наташа начала говорить про Юрика – пыталась оправдаться. Но Ольга не слушала.

– Я этого так не оставлю. Тебе это с рук не сойдет, – сказала Ольга сестре. – Хватит, я долго терпела.

Только позже, после затяжных скандалов с сестрой, коротких бессмысленных телефонных разговоров с Петей и нескольких затратных посещений юридической консультации, Ольга поняла, что воюет не с Наташей, а с Юриком-дуриком.

Сберкнижка с деньгами действительно была. Ее украл Юрик. В тот день, когда нотариуса привозил. Наташа ушла на кухню, а бабка сама его попросила достать деньги из Ленина и положить на тумбочку. Боялась забыть. Юрик достал, но положил себе в карман. И прогулял в неделю. Да и было-то там всего ничего. Больше разговоров.

Он соскочил после первого разговора с адвокатом. Собственно, адвокат, нанятый Ольгой, разговаривал с Наташей, а та, плача, пересказала все любовнику. Юрик уже устал от разговоров и бесконечных слез Наташи, которую мучили угрызения совести. Она говорила, что не должна была так поступать с сестрой, и Юрику приходилось ее разубеждать. Но перспектива судебного процесса его испугала по-настоящему. Во-первых, дело затягивалось, и неизвестно на какой срок. Он не ожидал от Ольги такой прыти. Думал, что Наташина сестра – ни рыба ни мясо. Но та оказалась настоящей стервой. Доложила начальнику о шашнях его жены с шофером. Петя, естественно, Юрика уволил в тот же день и посоветовал не показываться ему на глаза и оставить Наташу в покое. А Юрик знал, что шеф просто так ничего не советует.

Он сказал Наташе, что она не женщина его мечты и что все кончено.

Наташа приехала плакать к сестре. Просила прощения, целовала.

– Бери что хочешь, мне ничего не надо. У меня же никого, кроме тебя, Ветки и Пети, нет, – говорила она Ольге.

– Дачу. – Ольга хотела сказать «квартиру и дачу», но решила быть справедливой и великодушной.

– Хорошо, – согласилась Наташа, вытирая слезы.

– А что Петя?

– Сказал, что простил.

– Он или дурак, или святой.

– Он меня любит.

Сестры обнялись. Но Ольга Наташу так и не простила. Она всегда удивлялась короткой памяти и отходчивости сестры. Сама она долго помнила обиды.

Сорок минут на электричке и еще полчаса пешком. Ольга с Ветой начинали ездить на дачу в мае. Ольга на даче трудилась, не щадя музыкальных рук. Сажала цветы, копала, красила, мыла, латала дыры. Каждый год все заново. Хозработы ее успокаивали.

Денег поставить забор не было, и Ольга пускала по железной сетке вьюнок – живую изгородь. По книге для садоводов-любителей делала грядки, покупала семена, сажала, поливала. Только ее музыкальная рука оказалась тяжелой – ничего не росло, кроме пучка укропа. Помидоры не зрели, огурцы горчили, цветы быстро отцветали. Ольга каждый год расстраивалась до слез – сетовала то на почву, то на семена, то на погоду.

Вете на даче нечего было делать. Она изнывала от бессмысленности и скуки. «Подожди, ты еще мне спасибо скажешь за эту дачу. Эта земля еще золотой станет», – говорила Ольга дочери, когда Вета начинала ныть и проситься в город.

Она как в воду глядела. Неожиданно их поселок оказался престижным. Удобное направление, близко от Москвы. Поселок залихорадило. Приезжали люди на дорогих машинах, шли по разбитой дороге, осматривали заброшенные участки. Заходили к Ольге. Спрашивали, где соседи, кто соседи, как с ними связаться. Ольга рассказывала, давала телефоны.

Позже, когда их поселок превратился в одну сплошную стройплощадку, Ольга корила себя за глупость и наивность. Она и еще несколько старожилов собирались у деревенского колодца и обсуждали чужие заборы, и кто за сколько продал участок. Старые дома шли под снос, деревянные столбы, обозначавшие границы, выкорчевывались. Новые владельцы «прихватывали» кусок дороги.

– А эти, которые у Иваныча участок купили, – говорила соседка, тетя Шура, – вместе с канавой дорогу оттяпали.

– А мы ведь даже не знаем, кто они, – подхватывала Ольга. – А вдруг непорядочные люди или, не дай бог, бандиты?

– Конечно, бандиты, – говорила тетя Шура. – Откуда такие деньги? Ты вон в своей музыкалке столько не заработаешь…

– Нет, нельзя так – всех под одну гребенку, – Ольга вспоминала, что она женщина интеллигентная, а потому толерантная, – может, люди честным трудом заработали.

– Чего ж ты тогда не заработала? – Тетя Шура была категорична.

Дома росли, заборы становились все выше.

Дом напротив участка Ольги купили и перестроили Ненашевы.

Ольга с рассадой ромашки полевой пошла по-соседски знакомиться. Позвонила в звонок у калитки. Никто не ответил. Ольга толкнула дверь и зашла. Ее встретил садовый гном. Ростом с трехлетнего ребенка. Гном стоял под молодой свежепосаженной елкой и смотрел на Ольгу. Она ожидала увидеть скульптуру женщины с веслом или что-то вроде того, но никак не гнома. Она отвела взгляд и пошла по дорожке. Под кустом сирени стоял еще один гном и тоже смотрел на Ольгу. Под взглядами гномов она дошла до дома. Постучала. Дверь открыла девочка. По виду ровесница ее пятнадцатилетней Веты.