С точки зрения Василисы, это выглядело так, словно вокруг "Кассиопеи" поднялась пыльная буря, которая очень быстро превратилась в ревущий огненный ураган. Это струи горячих газов, отражаясь от отмели и перемешиваясь с раскаленным, плавящимся песком, облизывали "Кассиопею" по бортам, как чугунок в печке.

Флуггер загудел, затрясся, а потом и вовсе заходил ходуном.

Но долбаная колымага не сдвинулась вверх ни на сантиметр!

– Пилять ту люсю, – выругался дядя Толя.

Но, тут же вспомнив пилотские суеверия, приглушил градус сквернословия и взялся за одобряемое суевериями нытье.

– Ну давай, родненькая... ну пожалуйста, матушка-кассиопеюшка... Сам-то я ладно, человек пропащий... Пожил, можно сказать... Но со мной девица-красавица... Невинная... Умненькая... На дочуру мою похожая вдобавок... Ее-то, если здесь останется, родственники пустят как курицу в ощип... Ее-то хоть пожалей, если меня не жалеешь...

Но "Кассиопея", казалось, этому нытью не вняла – ничего нового не произошло. А ведь датчики показывали уже перегрев и на днищевой группе, и на обшивке центроплана!

Неожиданно подала голос сама девица-красавица:

– Дядь Толь, а может попробуешь еще носовыми наподдать?

– Чего? Какими "носовыми"? Да все тангажные дюзы уже работают!

– Я не знаю, что такое эти ваши тангажные! Только в носу у тебя есть две дюзы! В самом-самом носу!

– Так это тормозные!

– Так нос-то у тебя, дядя Толя, сейчас в землю смотрит! Вот и смекай!

И тут до дяди Толи дошло: малявка права! Не иначе как сама "Кассиопея" ей эту мысль нашептала! Вот уж действительно "новичкам везет"! Если, конечно, и впрямь воспринимать Василиску как будущую пилотессу...

Дядя Толя, не тратя ни секунды, дал длинный импульс на носовую тормозную группу дюз.

Из-за того, что "Кассиопея" все еще сохраняла заметный тангаж, получилось, что приложенные к флуггеру вдоль его продольной оси дополнительные меганьютоны тяги толкнули его не только назад, но и немножко вверх!

"Кассиопея" рванулась кормой вперед, выбросив в реку стометровую струю песка, и в ту же секунду потеряла все четыре остававшихся чопа.

Тут уже сработали прекрасные пилотские рефлексы дяди Толи.

Понимая, что дальше перегревать днищевую группу нельзя, он одной рукой убавил тягу, а другой – развернул "Кассиопею" на сто восемьдесят градусов.

Раскачиваясь на огненных столпах, как киношная пиратская каравелла в карибский шторм, "Кассиопея" нырнула вниз и, коснувшись отмели колесами шасси, наконец заняла позицию, которую можно было считать удовлетворительной для старта по-самолетному.

Чтобы машина вновь не скозлила, споткнувшись о носовую стойку шасси, дяде Толе пришлось резко тормозить всеми доступными средствами – и управляемыми аэродинамическими плоскостями, и теми самыми носовыми дюзами, которые столь счастливо вытолкнули их из ямы.

Не будь Василиса опутана в своем ложементе целой сбруей страховочных ремней, она наверняка влетела бы носом в приборную панель, и самое меньшее – набила шишек и синяков. А так она "всего лишь" испытала четырехкратную отрицательную перегрузку, когда каждый стакан воды в организме начинает весить как полноценный литр, а кровь на время забывает, в какую сторону течь.

Испытала, но не испугалась.

И даже не закричала.

Ею владела твердая уверенность, что для этого, вот примерно для такого, она, Василиса Емельяновна Богатеева, и была рождена.

Ближайшие сорок минут всё шло хорошо.

Дядя Толя поднял "Кассиопею" в воздух, набрал высоту, прошел атмосферу и без особых перегрузок, щадя Василису, вывел флуггер на опорную орбиту.

– Первый раз в космосе? – спросил дядя Толя Василису, когда та выказала начальные признаки адаптации к новой реальности.

– Где? – спросила Василиса, быстро-быстро хлопая ресницами. Она пока еще даже не осознала, что на борту флуггера наступила невесомость.

– Ну, в космосе. Здесь нет воздуха, очень холодно и тело ничего не весит.

– Ну да, да... – пробормотала Василиса. – И пить хочется в этом вашем космосе. Брусничного бы кваску...

– Возле твоей правой руки панель. Найди кнопку, на которой нарисована бутылка. Возьми в рот поилку. Польется лимонад. Это, конечно, не брусничный квасок, а химия, от которой даже у пиратов дупы синие, но все-таки.

Василиса проделала манипуляции, напилась сладкой газированной воды и радостно причмокнула:

– А что, в этом твоем космосе, дядя Толя, поят от души...

– Ну слава Богу. Засим довожу до твоего сведения, Василиса Емельяновна, что мы находимся на высоте сто девяносто километров, на опорной орбите. И что ты можешь сейчас спокойно поспать часок-другой. А я буду думать.