На чердаке все замерло. Ни дыхания, ни шороха не доносилось. Егор поставил лестницу понадежнее, решил залезть наверх и вытащить за уши прятавшегося там. Но… Подвели собственные больные ноги, не сумевшие поднять человека на ступень. Боль пронзила спину, отозвалась эхом в плечах, голове.

Егор еле удержался на ногах и проклинал свою беспомощность.

Не приметив никого на чердаке, решил убрать лестницу. Положить ее у дома и отремонтировать, закрепить перекладины, хотел давно ее сделать.

Егор сдвинул лестницу, наклонил ее набок и только вздумал положить на землю, услышал над головой:

— Вовсе звезданулся! Во, хмырь!

Егор глянул вверх и глаза в глаза встретился с Антоном.

— А ну слезай, паскудник! Чтоб тебя черти взяли! — обрадовался и разозлился человек.

— Махаться будешь, чувак? — донеслось с чердака опасливое.

— Тебя уже прикнокать мало иль живьем зарыть, гада! — отозвался Егор.

— Тогда прокипи! А я тут поканаю! Когда остынешь, свистни!

Скрылась в темноте чердака голова Антона.

— Эй, зелень, бабье позову! Так взгреют, мало не покажется! — пригрозил Егор.

— А вот это лишнее! К чему метелки?! Иль сами не разберемся? Шухер никому, не светит! И в первую очередь тебе! — ухмылялся мальчишка сверху. И добавил: — Верни лестницу, хмырь!

Егор приставил лестницу. Придержал, покуда Антон спускался по ней. Едва он встал на последнюю перекладину, мужик схватил за шиворот.

— Ты, заморыш, меня хмырем назвал, паскудник вонючий! Придавлю гада своими руками! Меня в зоне никто не лаял! А ты пасть решил отворить?

— Не облинял! — вывернулся мальчишка и, отскочив в сторону на пару шагов, сказал примирительно, оглядевшись вокруг: — Чего кипишишь? Зачем хай поднимаешь? Тихо ботай!

— Ты с чего слинял из дома? Мать с ума сходит, всюду ищет! Мы с ног сбились.

— Менты шмонают! Они, падлы, подбивали в стукачи! Посеяли, что в Одессе такими не родятся! Я и смылся! В доме они накроют. Сюда не полезут! Не допрет у них! Вот и дышу с вами, но отдельно. Одно плохо — холодно у тебя на чердаке!

— Это ты частников на сигареты тряс?

— Без курева не дышу. Его мне приносят каждый день!

— Кто? — поперхнулся Егор удивленьем.

— Много знать хочешь! Не забивай голову чужими заботами. Со своими справься!

— Если б не ты, морок бы не было. А то лягавый по твою душу чуть ли не всякий день возникает! И грозит, когда накроет тебя, меня заодно вышвырнуть из Москвы!

— Слышал о том! Темнит мусорило! Не вышвырнет! Не дергайся!

— Коли такой храбрый, чего ж на чердаке живешь? — хотел подначить Егор.

— Понт имею с того!

— Какой?

— Тебе ни к чему! Сам говорил, кто много знает, тот мало живот, — усмехнулся Антон грустно.

— Ты хоть матери покажись. Успокой бабу.

— Зачем? Ты и сам ей скажешь, она поверит, — отмахнулся, добавив короткое: — Ей не до меня! Свой кайф ловит. Да и слышу ее.

— В Одессу не собираешься махнуть? — спросил Егор. Антошка глянул искоса.

— Я уже и с чердака тебе помешал? Во, хмырь! В Одессе даже крыс с пароходов не выбрасывают. Хоть они харчи жрут. Я ж и этого не делаю! Канаю тихо! Чего гонишь? Иль долю хочешь за чердак?

— Наглеешь! — вспыхнул Егор.

— Ничуть! В Одессу я всегда успею! А тут у меня чувиха завелась, кореша заимелись. С ними клево!

— Чувиха? На чердаке? — не поверилось мужику в услышанное.

— Путевого фрайера красотки всюду сыщут! Один не морюсь!

— А если лягавые накроют?

— Теперь заткнутся!

— Тогда живи в доме!

— Э-э, нет! Там моих краль на заказы пустят! Пахать заставят! А тут я средь них — король! Сам капитаню! И с кентов никто навар не сдернет! — признался честно,

— Так ты что ж это? Выходит, надолго окопался на чердаке?

— А хрен нас знает!

— Сам хоть покажись!

— Не стоит.

— Сопляки Тарасовны в корешах?

— Тебе про то знать ни к чему! — отвернулся Антон.

— Заложат! Засветят они тебя! Развяжись с ними!

— Эти не застучат. Не бойся! — глянул Антон в чердачный проем.

— Иди поешь, отмойся! — предложил Егор.

Мальчишка попросил коротко: