— Вот ветчина немецкая! Свежая! На всех хватит! Целых пять кило! А тут сыр голландский! Полная головка! Тут халва — к чаю! А это — масло датское. Здесь красная рыба! Копченая! Сегодня к пиву подойдет. Япяток банок прихватила на вечер нам! А это — г- черная икра! Вот, три банки! Тут сосиски копченые! Их не стоит в морозилку. Можно на нижнюю полку. А это тебе, Егорушка! Коньяк французский! Давно хотела тебе купить. Да все не получалось! — щебетала баба, выкладывая на стол все новые кульки и свертки.

— Вот, Тоня, тебе конфеты! Твои любимые, с ликерной начинкой!

— сунула в руки сестре громадную коробку.

— Да погоди ты! — опомнился первым Егор.

И, сглотнув слюну, отвернулся от коньяка, решился на разговор с бабой прямо здесь, на кухне.

— Не надо ничего! Ни денег, ни харчей! Хватит, Лидка! Кончай егозить. Давай поговорим! — тяжело опустился на табуретку.

Серафима расстегнула булавку, но рука никак не могла попасть в карман.

— Подыщи себе другую квартиру! — пошел Егор напролом, не умея готовить собеседника к теме тонко, дипломатично, вежливо.

— Почему? — побледнела, удивилась баба.

— Лягавый на хвост сел из-за Антошки. Проходу не дает. Грозится выселить всех из Москвы! А тут, как на зло, новые банды появляться стали. В них — подростки. Те, кто из дома сбежал! Вот он и подозревает твоего! Ничего не исключено! Хотя! Не приведи Бог! Не только по пацану, каждого из нас заденет!

— Они Антона не поймали, нечего и болтать! Пусть за своими смотрит! — обозлилась баба и вскинула голову. — Я не ворую! Мне бояться нечего! Кормлюсь, как могу! Не побираюсь. А где лучше найду? Пацан плохой? Не хуже их детей! Может, и получше был бы, если б не эта жизнь проклятая! — сорвался голос. Лидка торопливо выдернула сигарету из пачки, закурила.

— Где его отец?

Лидка закашлялась, беспомощно, по-девчоночьи глянула в лицо Егора.

— Нет его у нас…

— Как это так? Где он живет, кто будет?

Лидия пожала плечами.

— Ты что? Не помнишь, кто его тебе заделал?

Да ведь не родной он мне, — расплакалась баба, признавшись впервые за все эти годы.

— Где ж ты его взяла? — недоверчиво усмехнулась Тонька.

— Да не реви, успокойся! — подсела Серафима, придвинувшись совсем близко.

— В тот год я замуж собралась выйти. За хорошего человека. Он капитаном был на пароходе, какой в загранку ходил. Нечасто виделась с женихом. Все ждала его из плаванья, порою месяцами. Он будто приучал к одиночеству, не спешил. А потом назначил свадьбу. Мы с матерью целиком подготовились. Сшили мне платье, купили туфли, фату. Ждем, когда судно придет к причалу. Свадьба была назначена на другой день после прибытия из рейса. А ходил гот пароход в Англию за мороженым мясом. Обычный рейс. Всегда в две недели укладывались с переходом. А тут не пришли в назначенное время. Я к диспетчеру порта побежала, узнать хотела, почему задерживаются? Смотрю, что-то не то, глаза от меня прячут. Пожимают плечами, мол, не знаем. Я — к радистам. Те отворачивают

ся, будто не слышат. Я, ожидая своего, никого вокруг не замечала. А тут меня за локоть на причале схватила баба и говорит: "Иль слепая? Оглохла от счастья, что мужика приловила? Думаешь, достался он тебе? Вот, что ты получишь!" — отмеряла мне по локоть. И добавила, что жених мой не только мне обещал жениться, а многим. Что половину одесских девок обрюхатил! Я, конечно, не поверила, вцепилась ей в волосы, всю морду исцарапала в кровь, и кто знает, что еще утворила б, если б не портовики. Они нас разняли и сказали, что делить уж стало некого. За покойников не дерутся. Их нельзя ругать. За них не выходят замуж! Я онемела от горя. А баба та хохочет уже надо мной. Материт, что я у ее дочери мужа отбивала. И пригрозила мне отомстить. Я не придала значения ее словам. Хотела проверить, верно ли, что судно не вернулось в порт? Что погибло оно в проливе Ла-Манш и ушло на дно? Мне сам капитан порта подтвердил, что, попав в густой туман, столкнулось наше судно с каким-то сухогрузом и оба ушли на дно. Спасатели подошли вскоре. Но гибель пришла быстрее, опередив всех. Искали, может, кто в шлюпках успел уйти от смерти. Но нет. Никто не ждал беды, не успел опомниться, сообразить хоть что-нибудь. О случившемся сообщили случайные свидетели — рыбаки… Так вот и не состоялась моя свадьба!

Закурила Лидка, вытерла слезы с лица, потянулась к вину. Налила полстакана и, выпив залпом, разрыдалась на всю кухню.

— Чего теперь реветь? Сколько лет прошло! Ничего не воротишь! Уж давно пора отболеть памяти. Да и не единственный в свете, чтоб вот так убиваться! Могла другого найти! — сказал Егор.

— Ты после него беременной осталась? — спросила Серафима.

— Да нет же! Меня он пальцем не тронул! Всерьез жениться хотел! И жить по-человечески! Да не повезло! Кого-то из нас Бог наказал! Не допустил к радости, — всхлипывала Лидия.

— Антона где взяла? — напомнил Егор.

Баба сделала затяжку, успокоившись, продолжила:

— Прошло месяца три после гибели парохода. Я в себя еще прийти не успела. А жили мы с матерью в своем доме. Однажды проснулись утром от детского визга. Открыли дверь, на крыльце спеленутый кое-как ребенок. Возле него записка: "Принимай подарок своего жениха. Утешься на век! Называй этого подкидыша, как хочешь! Кобелиное семя живучим растет!" Мать хотела заявить в милицию, отдать пацана той, какая родила. Да я не позволила. Оставила в память. Вскоре и впрямь на душе легче стало. Отвлеклась от своей беды и привыкла, потом и полюбила Антона. Так звали моего жениха. Это имя я дала его сыну. Если б не Антошка, я, наверное, свихнулась бы! Он жить заставил. Та, какая вздумала отомстить, добро мне сделала! Даже мать с этим согласилась. Полюбила мальчонку, как родного внука. Он же чем старше, тем похожей