За окном сладко запела ночная птица.

В тот день Туэйт ушел из офиса рано и, все коллеги вздохнули с облегчением: настроение у него было отвратительным и он ко всем придирался. Коллеги считали, что он осатанел из-за истории с Холмгреном.

Это было недалеко от истины. Туэйт действительно никак не мог выкинуть из головы это дело.

Он был твердо уверен, что Монсеррат сначала позвонила Ричтеру и только потом в полицию, хотя она утверждала обратное. Именно этим объяснялись непонятные сорок минут. Туэйт чувствовал дурной запашок, но фактов у него не было. И он ужасно хотел прищемить хвост Ричтеру.

Вот почему весь день он ходил мрачный и набрасывался на каждого, кто оказывался рядом. И вот почему он так рано ушел – он собирался еще раз поднажать на Ричтера.

Он припарковался на Шестой авеню в том месте, где парковка запрещена, вывесил на ветровом стекле табличку «Полиция» и бодрым шагом вошел в здание, где находился офис Трейси.

Трейси уже собирался уходить, когда на его этаже раскрылись двери лифта и появился Туэйт. Трейси очень удивился.

– О, Туэйт, – сказал он. – Вы неудачно пришли. Я и так уже опаздываю на встречу. Что вам нужно?

– Для начала – хотя бы пару часиков для разговора с этой Монсеррат, хочу снова выслушать ее историю.

– Так вы не отступились?

– С чего бы? Это моя работа – искать правду.

– Вам, как я понимаю, уже поручена другая работа, и ваш капитан будет проинформирован о том, что вы ее не выполняете. Город кишит преступниками, Туэйт, займитесь ими.

– Отчего вы волнуетесь, а? Если все обстояло так, как рассказала Монсеррат, от нее не убудет, если я порасспрошу еще разок.

– Я только что разговаривал с ней, – сообщил Трейси. – Она слова без слез произнести не может. Откровенно говоря, я не думаю, что сейчас, в этом состоянии, она вообще способна связно говорить. Этого объяснения вам достаточно?

Туэйт нагло смотрел на Трейси:

– Почему мне должно быть достаточно? Это вы говорите, а я хотел бы сам убедиться. В этом деле ее показания – основные.

– О каком деле вы без конца твердите, Туэйт? Губернатор скончался в результате сердечного приступа, но вас почему-то распирает от служебного рвения.

Туэйт сделал шаг вперед:

– На всякий случай, парень, если ты забыл, напомню: губернатор штата Нью-Йорк – фигура первостепенной важности, независимо от того, что он сделал, пусть даже умер. – Туэйт задержал дыхание, чтобы успокоиться, и спросил: – Так как?

– Мойра Монсеррат вне досягаемости. Точка.

– О'кей. Пусть будет по-твоему. Но в «Пост» есть парочка репортеров, которые просто счастливы будут изложить мои подозрения.

– Это самоубийство, Туэйт, и вы это прекрасно знаете. Начальство даст вам такого пинка, что вы до Кливленда лететь будете.

– Только в том случае, если докажут, что источник информации я. А от кого это узнают? От меня? Репортеры имеют право не разглашать источники информации.

– Ну, с меня достаточно, – Трейси думал теперь о Мэри Холмгрен, он должен защитить ее спокойствие и доброе имя Джона во что бы то ни стало. Это его долг. – Я позабочусь о том, чтобы вас вышвырнули из полиции.

– Понимаю, – спокойно ответил Туэйт. – Но, знаете ли, мне теперь на это наплевать. На этот раз я хочу докопаться до истины, и, клянусь Богом, сделаю для этого все.

– И вам все равно, если при этом кто-то пострадает? Кто-то невинный?

– Вот ты и проговорился, парень!

Интуиция подсказывала Трейси, что Туэйт блефует. Он разузнавал о полицейском, ему сказали, что Туэйт очень озабочен карьерой. Что он будет делать, если его вышвырнут из полиции? Пойдет частным охранником за 125 долларов в неделю, рискнет потерей полицейской пенсии? Трейси часто полагался на интуицию, но сейчас ему надо было думать о других. И даже если был всего один шанс из тысячи, что Туэйт выполнит свою угрозу, Трейси следовало не оставить ему и единственного шанса.

– Хорошо, – сказал он. – Я постараюсь что-нибудь для вас сделать. Поверьте, я не шутил, когда говорил о ее эмоциональном состоянии.

– Я не стану ждать, Ричтер.

Трейси почувствовал, как мышцы его напряглись. Он, сам того не желая, заговорил агрессивным тоном:

– И все же вам придется подождать, ясно? От меня вы больше ничего не получите. – Трейси больше не собирался играть в вежливость.

– Не заставляйте меня ждать слишком долго, – прорычал Туэйт, развернулся и исчез за дверями лифта.

На улицах наступил час пик, и воздух посинел от выхлопных газов. Туэйт завел машину и поехал на запад. Он направлялся к Бродвею, над которым уже зажглись огромные неоновые вывески кинотеатров и сверкающие рекламы. Между Восьмой и Девятой авеню стояли старые, начала века, многоквартирные дома с выкрашенным дешевой краской цоколем. Из раскрытых окон доносилась латиноамериканская музыка вперемешку с роком, на тротуаре толпились мускулистые юнцы в рубашках с оторванными по их моде рукавами, они обменивались непристойными шуточками на испанском, обсуждали достоинства проезжавших автомобилей и проходивших мимо женщин.