– Легко вам говорить! – процедила я.

– Я-то как раз знаю, о чем говорю, – возразил Гришаев. – Начав заниматься этим расследованием, я, скажем так, переосмыслил свое бытие и написал завещание, в котором после смерти передаю свое тело медицине. Если не пригодятся органы – что вполне возможно, ведь я курю и выпить не дурак, – тогда пусть оно пойдет на исследования или в анатомичку: студентам, в конце концов, тоже нужно на ком-то тренировать свои практические навыки.

– Это серьезный поступок, – сказала я с уважением. – Благородный. Однако я могу понять родных пациентов, которых вынуждают принять тяжелое решение. Вы же понимаете, что, как сами выразились, добравшись до тела, врачи потрошат его с ног до головы, так как лист ожидания органов не позволяет миндальничать. Для них тело – только тело, а для родных и друзей – дорогой человек.

– Странные слова – для врача! – хмыкнул Гришаев.

– Ну, я же анестезиолог, а не трансплантолог, – пожала я плечами. – Кроме того, я, каким бы странным вам это ни казалось, тоже человек, и у меня есть чувства. Но это все лирика, а меня интересуют конкретные люди, а именно те дети, которые по непонятным причинам остались не только живы, но и относительно здоровы. Вы расскажете мне о них?

– А почему этим не занимается милиция или прокуратура? – задал встречный вопрос журналист. – Ах, да, они же уже однажды облажались, простите за выражение, да? Теперь на это дело решили бросить вас, этот... ОМР, так вы называетесь?

– К сожалению, наша жизнь состоит из парадоксов, – ответила я. – С журналистами люди обычно говорят охотнее, чем с представителями следственных органов. Так как насчет того, чтобы поделиться информацией?

Олег посмотрел на меня снизу вверх и снова прищурился, словно оценивая свои шансы на что-то, известное лишь ему одному.

– Qui pro quo? – предложил он.

– Но что же мы можем вам предложить? – удивилась я.

– Эксклюзив на Владислава Красина, например?

– Откуда вам известно про Владика?! Нет, и речи быть не может!

– Ну, тогда – пардону просим, – развел руками Гришаев. – На нет и суда нет.

Я судорожно размышляла.

– А что, если так: мы действительно предоставим вам эксклюзив, но не на интервью, а на освещение расследования?

Сказав это, я немедленно пожалела о своих словах, представив себе лица Лицкявичуса и Карпухина, когда они обо всем узнают, но журналист уже зубами и когтями ухватился за такую возможность.

– Правда? Я смогу писать о ходе вашего расследования? Это же... класс!

– Но вам придется придерживать информацию в интересах дела, – быстро добавила я. – Все равно, Олег, именно вы будете единственным журналистом, которому не придется рыть носом землю в поисках необходимых сведений.

Конечно, ему не понравились мои слова о том, чтобы «придерживать информацию», но это все же лучше, чем ничего. Так Гришаев и рассудил, сказав:

– Что именно вы хотите узнать?

Марина стояла у входа в «Макдоналдс», где проходил день рождения одноклассника Юли. Слава богу, думала она, что теперь закусочные и кафе предлагают программу проведения различных мероприятий, иначе родители, как в старые времена, сбивались бы с ног, пытаясь подготовить праздник для десятка детей. И это не говоря уже о том, что в течение двух-трех часов, как минимум, ребята будут без умолку галдеть, сводя с ума маму и папу. Тарелки и чашки придется постоянно мыть и снова наполнять, попутно следя за тем, чтобы отпрыски чужих семейств не приделали чему-нибудь ноги или не испортили технику и одежду.

Теперь эта проблема решена, и Марина уже подумывала о том, чтобы и на день рождения Юленьки снять помещение в каком-нибудь приличном месте. Нет, конечно, это будет не «Макдоналдс» – хватит с ее дочери этих гамбургеров, полных холестерина и еще черт знает чего! Она почитает брошюры, проконсультируется с подругами, залезет в Интернет, наконец, и решит, какое место лучше всего подойдет для этой цели. В конце концов, у них с Павликом только одна дочь, и она заслуживает самого лучшего.

Дети постепенно выходили из дверей и бросались к ожидающим родителям, горя от нетерпения рассказать им о том, как здорово провели время на дне рождения. Марина начала раздражаться: ну, конечно, ее дочурка, как обычно, в последних рядах – большей копуши свет не видывал, честное слово! Куда бы они ни ходили – в бассейн, на танцы, на дополнительный французский, – Юля всегда выходит самой последней!

Но вот девушка в униформе стала закрывать, и у Марины что-то екнуло внутри.

– Погодите! – воскликнула она, придерживая дверь рукой. – Моя дочь все еще внутри!

Девушка удивленно посмотрела на молодую женщину и покачала головой.

– Извините: все дети уже вышли.

– Да нет же, постойте, этого просто не может быть: моя дочка, Юля, была на празднике! – сорвалась на крик Марина. – Я оставляла ее в кафе, вместе с другими ребятами, а теперь вы рассказываете мне, что ее нет?!