Надев плащ, он вышел на улицу и на углу наткнулся на Маркова. Заместитель демонстрировал пример соблюдения правил уличного движения и, хотя вблизи не было ни одной машины, терпеливо ждал зеленого сигнала.

– Понимаешь, хочу закусить, – сказал он Михееву. – Дела, дела... Сплошные дела. Не помню, когда ел горячее.

Они прошли парочку кварталов и свернули в молочное кафе.

В кафе буянил пьяный мужчина в суконной телогрейке. Он носился, как раненый слон, сшибая металлические стулья, и изрыгал ругательства. Посетители жались к стене.

– Я кто?.. Э-э? Я кто, спрашиваю?! – кричал пьяница, угрожающе наступая на женщину в белом халате.

Марков взял его за локоть.

– Гражданин! – сказал он повелительно.

– А?! – взревел пьяница. Он оглянулся и обнаружил человека в милицейской форме; его малиновая физиономия вытянулась. – Ну, виноват. Ну, извини, – сказал он с чувством. – Ну, извини. Ну, выпил.

Марков выставил его за дверь и вернулся.

– Значит, был телефонный звонок? Насчет Маргасова. Но кто звонил, до сих пор неизвестно? – спросил Михеев, когда они сели за стол.

– Ну, это не столь уж и важно, – сказал заместитель нехотя.

– Почему был так краток? Страх перед Маргасовым?

Марков пожал плечами.

– Все равно ведь звонил. Словом меньше, словом больше. Хотелось бы все это знать, – пробормотал Михеев, намазывая масло на ломтик булки.

Марков промолчал. Он молниеносно съел две порции вареников, запил их бутылкой простокваши и поднялся.

– Ну, я пойду. Подзаймусь кое-чем, – сказал заместитель с преувеличенной озабоченностью.

Михеев кивнул – дело понятное, ступай, если нет времени. В последние дни их отношения стали скованными. Почему-то Марков старался избегать тем касательно Маргасова. И если еще иногда обращался сам по поводу этого подследственного, то только потому, что был образцовым службистом.

Вернувшись к себе, Михеев разделся и пошел к заместителю.

Марков любил антураж. И на этот раз он украсил дверь запиской: «Не входить!» Она висела на дюжине кнопок и впечатляла. Поэтому возле дверей всегда слонялись два-три любопытных сотрудника.

Начало было многообещающим. Маркову позвонил некто, который назвался неизвестным помощником, намекнул насчет Маргасова. Марков не мешкал, и обыск дал блестящий результат.

Однако шел четвертый день допроса, но дело не двигалось с места. Сегодня тоже ничего не принесло. Михеев заметил это с первого взгляда, усевшись в углу, в сторонке.

Маргасов сгорбился на одиноком стуле и тупо смотрел на свои разношенные туфли, из которых изъяли шнурки. От этого туфли казались домашними. В таких, отслуживших срок, ходят в комнате, и они уютны, точно шлепанцы.

Маргасов будто находился дома, а все остальные были у него в гостях. Этакие незваные гости, приперлись без спроса и еще чего-то хотят. Но Маргасов сидел, опустив худые плечи, молчал, источая полное безразличие.

За столом скучал молоденький следователь прокуратуры. Протокол, лежавший перед ним, сиял нетронутой белизной, и следователь, стараясь развлечься, обводил чернилами числа в календаре. А Марков расхаживал по кабинету, сцепив за спиной крепкие руки.

– Маргасов, я не понимаю вас, – задушевно говорил заместитель. – Вы не мальчик, свой человек на допросе. И стаж у нас, пожалуй, один и тот же. Ну да, мы оба с тридцать девятого. Я – здесь, вы – там. – И Марков показал на пальцах решетку. – Скоро настоящий юбилей. Событие!

Но Маргасов смотрел на стенку, пренебрегая круглыми датами. Видно, он чурался торжества, и призыв Маркова не тронул его совсем угасшие чувства.

– Так, так, – сказал заместитель, останавливаясь перед Маргасовым. – Молчание – золото. Но только не для вас. Оно еще никогда не шло на пользу таким, как вы, учтите это. – И Марков выстрелил в арестованного указательным пальцем.

Маргасов уныло почесал под мышкой, ничего не сказав, будто его не касалось все это.

– Вопросы самые простейшие – поймет и младенец. Откуда у вас инструменты и деньги? Раз. Где вы были утром такого-то сентября с восьми часов до девяти? Два. Куда еще яснее? – не унимался Марков.

Вопросы задавались не впервые. Это было заметно по глазам осовевшего следователя. Он еле сдерживал зевоту.

«Почему так упорно молчит Маргасов? – думал Михеев. – Может, это хитрый расчет на слабину доказательств? Или стремление измотать психически? Этакая дуэль на нервах. А если не то и не другое? Так что же это?»

Михеев закурил, глубоко затянулся и выпустил первое кольцо табачного дыма. На окаменевшем лице Маргасова дрогнули ноздри.

– Дайте курнуть, гражданин начальник. Третьи сутки без табаку, – вдруг разверзлись губы Маргасова.