Шрифт:
Фронтан, кажется, смекнул, о чем идет речь. Военачальники разошлись. И вот наконец Сулла один. Или почти один, если не считать Корнелия Эпикеда.
– Что ты так на меня смотришь? – сказал Сулла. – Ты недоволен?
– Напротив, очень доволен.
– Тебе всё сообщили?
– Всё.
– Пусть забавляются солдаты, Эпикед.
– Верно, Сулла, пусть.
Они понимающе улыбнулись друг другу.
– Эпикед, где Децим?
– Он здесь, на претории. Позвать?
– Я жду его.
Сулла поглаживал себе подбородок. И так и этак. Точно массировал его после болезненного бритья тупым ножом. Не удостоив центуриона взглядом, он сказал глухим, замогильным голосом:
– Децим, сам проверишь все посты. Сам присматривай за всеми сегодня, и завтра, и послезавтра. Прозевали Сципиона. Стыд! Децим, иди и не спи сам и не давай спать стражам. Всё!
Счастливый Децим, подозревавший нечто худшее для себя, вздохнул свободно и стремглав бросился вон из палатки. Эпикед сказал, улыбаясь вослед центуриону:
– Рад, что жив остался.
Сулла не обратил внимания на эти слова. Сел ужинать. В одиночестве. Вот уж который день в одиночестве…
7
Маркитант Оппий побывал в Капуе. Его интересовал хлеб. И еще вино. Он заручился согласием двух богатых купцов на поставки достаточного количества зерна по сходной цене. Вино обещали подвезти с юга Кампаньи. Заверили, что оно прибудет со дня на день. Тоже недорогое…
Отчитавшись перед своим компаньоном и получив одобрение, Оппий угостил Африкана редчайшим вином, которое доставлено из одного горного селения в Самнии. Оно не кислое и не сладкое. Пьется очень легко. Голова после него светла, но вот ноги… Вот ноги не подчиняются. Человек не может подняться с места. Коварное вино! Но ведь на то оно и вино.
– Ну? – полюбопытствовал Оппий, следя за выражением лица Африкана, пробующего вино.
– Да-а! – сказал Африкан. И больше – ни слова. Еще глоток, еще другой… – Да-а!
– Нравится?
Африкан закрыл глаза и вдохнул винный дух. На лице его изобразилось сущее блаженство. Дальнейшие расспросы были излишни. Оппий остался довольным.
– А что это там? – спросил Африкан, кивнув на край стола.
– Вон там? Передо мной?
– Да, Оппий, да.
– Пулярка жареная под гранатовым соусом.
– По-моему, она не вредна, – пошутил Африкан. – Хлеб, вино, жареная пулярка, гранатовый соус – что может быть лучше?
Оппий не представлял себе – что?! Зато Африкан, кажется, имел на этот счет особое мнение. И он высказал его после того, как выпил вина.
– Оппий, ты становишься обжорой.
– Это почему же? – удивился Оппий.
– Ты много говоришь об еде и питье.
– А как же быть?
Африкан объяснит, если это потребуется. Об еде говорят как можно меньше. Другое дело – женщины. О них болтай сколько угодно, и никто тебя не упрекнет за многословие.
– Как сказать! – возразил Оппий.
Африкан широко раскрыл глаза. Но не проронил ни слова. А только выпил. Да так, что казалось, лошадь пришла на водопой. Изжаждавшаяся за день лошадь. Ломовая, не простая…
– А что говорят в Капуе, Оппий?
– Всякое, – сказал Оппий, – одни предсказывают гибель Суллы, другие намекают на его бегство в Африку, которое вот-вот произойдет, что, мол, Марк Лициний Красс и прибыл за Суллою из Африки. Поговаривают и о том, что Сулла уйдет на покой и что дело это вполне решенное…
– А о победе – молчок?
– Чьей победе, Африкан?
– О победе Суллы, Оппий.
Оппий махнул рукой. Об этом, сказал Оппий, нет и речи. Все чешут языки в одном направлении. Все предрекают гибель Суллы. Сказать, что этому очень радуются, – нельзя. Просто ни холодно, ни жарко: народ равнодушен. И занят своими делами: крестьяне пекутся о продуктах, ремесленники – о ценах на товары, пекаря жалуются на дороговизну, зерновые, мол, повысились в цене. Капуанцы мечтают об одном: чтобы скорее кончилась междоусобица. Все сыты по горло убийствами, пожарами и болезнями. Всем хочется отдохнуть. А кто воссядет в Риме – им почти безразлично.
– «Рим интересует только богов», – говорят они.
– Странно, – обронил Африкан.
– Ничего странного! Жить людям хочется – только и всего!
– Я не о том, Оппий. Я боюсь равнодушия. Вслед за равнодушием может наступить гроза. Народная гроза.
– Чепуха! – возразил Оппий. – Толпа есть толпа. Не более. Я говорил и не устану твердить это.
– Тут без тебя случился большущий переполох, – сказал Африкан. Он протер левый глаз лоснящимся, жирным кулаком. – Вдруг в одно прекрасное утро у нас сбоку выполз этот Сципион. Как из-под земли. И разбил лагерь. А ведь мог запросто вступить в наш и перебить всех, как цыплят.