Выбравшись из дома Одиссея на Итаке, окруженного заградительным покровом, Гера перескочила прямо на вершину Олимпа. Беломраморные здания с колоннами на зеленых склонах, разбегающихся от озера кальдеры, мерцали в слабых лучах более далекого солнца.

Поблизости мгновенно материализовался Колебатель Мира Посейдон.

– Дело сделано? Громовержец уснул?

– Повелитель Молний выводит громы одним лишь храпящим носом, – отвечала белорукая богиня. – А на Земле?

– Все как мы задумали, дочь великого Крона. Целые недели нашептываний и тайных советов Агамемнону и его военачальникам принесли свои плоды. Ахиллес, как всегда, бродит по красным долинам, тогда как сын Атрея уже поднимает разгневанное большинство против мирмидонцев и прочих верноподданных Пелида, оставшихся в стане. Потом он замыслил направить их под стены Илиона, к незапертым Скейским воротам.

– Ну а троянцы?

– Эней по-прежнему здесь, у подножия Олимпа, но не решается действовать без Гектора, а тот еще отсыпается после ночного бдения у горящих останков брата. Деифоб до сих пор обсуждает с Приамом намерения амазонок.

– А Пентесилея?

– Менее часа назад пробудилась и облачилась в доспехи на смертную битву с Ахиллом. Недавно в обществе дюжины соратниц под ликование горожан покинула Трою и только что миновала Брано-Дыру.

– Дева Паллада с ними?

– Я здесь. – Блистая златыми боевыми латами, Афина возникла одесную Посейдона. – Пентесилея скачет навстречу своему року… А вместе с ней и гибель быстроногого мужеубийцы. Все кратковечные терзаются жестоким смятением.

Супруга Зевса тянется, чтобы пожать закованную в металл руку гордой богини.

– Знаю, как нелегко тебе пришлось, о сестра по оружию. Ахиллес от рождения слыл твоим любимчиком.

Паллада покачала головой в сияющем шлеме.

– Уже нет. Этот смертный оболгал меня как убийцу Патрокла и похитительницу трупов. Он поднял меч на меня и на весь мой род. Будь моя воля, его душа уже отлетела бы в сумрачный дом Аида.

– Да, но ярость Зевса страшит меня, – проворчал Колебатель Земли.

Его доспех оттенка зеленовато-синей глубоководной патины покрывали узоры в виде крутых волн, рыб, кальмаров, левиафанов и акул. На шлеме над отверстиями для глаз топорщились боевые клешни крабов.

– Снадобье Гефеста заставит его ужасное величество храпеть без просыпа семь дней и семь ночей, – промолвила Гера. – За это время важно достичь наших целей. Ахиллесу – изгнание или смерть, Агамемнону – возвращение лидерства, Илион – уничтожить. Или по крайней мере возобновить осаду без надежды на примирение. Когда Зевс проснется, мы поставим его перед фактами, которых не изменить.

– Но ярость его будет ужасна, – не сдавалась Афина.

Белорукая рассмеялась.

– Ты мне изволишь рассказывать о ярости сына Крона? Да по сравнению с ним Ахиллес не гневался, а надул губки, как безбородый юнец, и пинал ногою камушки. Предоставь его мне. Я как-нибудь разберусь с Верховным Отцом после. Главное – исполнить задуманное. Нам еще нужно…

Она не успела договорить. Вокруг, на длинном газоне перед Великим Залом Собраний на берегу кальдеры, начали появляться ниоткуда богини и боги. Со всех сторон света возникли летучие колесницы, влекомые горячими голографическими жеребцами; они на глазах увеличивались и опускались на склон одна за другой, пока лужайка не заполнилась транспортными средствами. Бессмертные разделились на три группы. Покровители греков присоединились к Посейдону, Гере, Афине. Другие строились шеренгами за спиною главного поборника Трои, мрачного Аполлона: Артемида, его сестра, за ней Арес и его сестра Афродита, их мать Лето, Деметра и остальные, кто долгие годы сражался за Илион. Третьи не решались примкнуть ни к одной стороне. Вскоре вокруг уже теснились многие сотни божеств.

– Почему вы все здесь? – воскликнула с картинным изумлением супруга Зевса. – А кто же будет охранять бастионы Олимпа?

– Молчи, злокозненная! – прокричал Аполлон. – Не отрекайся, это был твой план – навести на Трою нынешнее бедствие. Никто не может найти Громовержца, чтобы противостать этому.

– Надо же, – улыбнулась Гера. – Что же настолько перепугало серебролукого Феба, что ему приспичило бежать и плакать на папином плече?

Арес, только вернувшийся из целебного бака (причем уже в третий раз после неудачной битвы с Ахиллом), выступил вперед и встал плечом к плечу с Аполлоном.

– Женщина, – скрипнул зубами грозный бог войны, принимая свой обычный боевой рост: пятнадцать футов с лишним. – Мы терпим твое присутствие лишь из-за вашего кровосмесительного брака с Верховным Владыкой. Иных причин у нас нет.

Смех белорукой был явно рассчитан на то, чтобы вывести противника из себя.

– Кровосмесительный брак! – поддразнила она. – Забавно слышать такие слова из уст олимпийца, который спит со своей сестрицей чаще, чем с любой иной богиней или кратковечной.

Арес тут же вскинул длинную смертоносную пику. Аполлон натянул тетиву и нацелил острую стрелу. Афродита достала из-за спины маленький, но не менее убийственный лук.

– Вы же не посмеете угрожать насилием нашей царице? – воскликнула Афина, становясь между копьем и стрелами, при виде которых каждый бог на лужайке активировал собственное защитное поле на всю катушку.

– Она еще смеет говорить о насилии! – рявкнул багроволицый Арес. – Какая дерзость! Забыла, как несколько месяцев назад подстрекала Диомеда, сына Тидея, ранить меня вот этим оружием! А помнишь, ты сама швырнула копье и нанесла мне глубокую рану, думая, будто надежно укрыта маскирующим облаком?