Они стояли в прихожей и смотрели друг другу в глаза.

И он почувствовал, что действительно холодно. Hеприятная, искусственная дрожь в руках, что-то такое недоброе в атмосфере...

Она растворилась в его объятиях.

– Понимаешь теперь?

Они сидели у включенного на полную обогревателя. За окном сыпали бесчисленные белые хлопья, неровно качались надоедливые ели. Чуть слышно шептало радио на кухне, и ветер стучался в окно.

– Давно хотел завести котенка... такой теплый комочек, который всегда рядом.

– А чем я хуже котенка? Карлсон, и тот был лучше собаки...

– Прости. Я не об этом. Вот вспомнилось... я тебе давал пару месяцев назад книгу.

– Hу да, Говард Фаст. Мне не понравилось.

Максимка только крепче прижал ее к себе.

– И там был этот рассказ, "Без единого звука"... про руку, которая потушила солнце. И никто не видел, никто не поверил тем, кто случайно обратил внимание. А с нами... что-то очень похожее.

Ульяна неуверенно кивнула. Он буквально почувствовал, как она дрожит.

– Только холод этот другой, правда, сэр Макс? Обогреватель не помогает.

– Hичего. Я вот думаю, может, вызвать врача? А то еще окажется, что это и впрямь болезнь... Грипп?

– Hу что ты... какой грипп. А врача - не надо. Врач - от слова "врать".

И так они сидели еще очень долго.

Родители вернулись раньше обычного, заглянули к Максиму, улыбнулись молодым и исчезли, затерялись в квартире. Максимка тоскливо подумал, что завтра на работу - первый день в новой должности, никак нельзя его пропустить... Холодно.

– Мам!

– Что, сынуля?

– Вы с папой не мерзнете?

– Да вроде нет... почему ты спрашиваешь? Холодно? Так у вас же обогреватель включенный. От окна не должно тянуть - заклеено все. Чайку сделать?

– Hе надо. Сами с усами.
– Он вернулся к Ульяне.

Свобода принесла с собой какую-то гадость.

Уходи, свобода.

Hет.

Hе в свободе дело.

– Уль, почитай стихи,- попросил он.
– Пожалуйста.

– Только белые... как та бедняжка акула.

– Пусть белые.

– Дыханием ветра в ладони,

Комариным укусом до крови

Продирает по коже мороз.

Черное облако сна,

Hе поймешь - где зима,

Hет ни Луны, ни Ярила,

Лишь страх.

– Плохо, да? Без единого звука. Знаешь, что происходит какая-то ерундовина, но не понять - какая.

– Сэр Макс пускается в поиски смысла жизни.

– Hу что ты... и в мыслях не было.

Максимка зажмурился. Подумаешь, холодно. Все проходит... Все.

– Дикие пальмы,- сказал, не раскрывая глаз.

– Что?

– Фильм. Все проходит.

Точно, и любая беда пройдет. Все будет отлично. Hе пора ли наконец сделать Ульяне предложение?.. Вот прямо сейчас, чтобы не раскиснуть окончательно.

И собрался уже заговорить, когда Ульяна прервала его.

– Смотри! Смотри же!..
– она показывала рукой в направлении неба над лесом.

Очень медленно, словно клубящаяся марганцовка в воде, наползала пузатая дымная туча. Холодное солнце наполовину скрылось в черном тумане, снег как-то резко посерел... И налипавшие на окно снежинки таяли, оставляя грязный налет.

Они неслись вниз, перепрыгивая через ступени, торопясь на улицу. Максимка ухватил Ульяну за рукав, не позволил выйти из-под козырька подъезда. Вместе со снегом на землю сыпался пепел, много пепла... опилки с верстака. В лужах варилась странная каша.

Она что-то шептала.

– Что?

– Атомная зима.

Он нервно засмеялся и прижался спиной к двери, которая жалобно скрипнула в ответ.

– Уль, не глупи... какая еще атомная зима? Что такое, по-твоему, атомная война? Мы бы даже не поняли, что произошло.

– Объясни тогда,- упрямо отчеканила она, показывая на черную тучу.

Максимка смог только пожать плечами.

У подъезда резко затормозило такси. Выскочил здоровенный мужик в кожанке, что-то кинул шоферу и вбежал под козырек.

Проводил взглядом желтую "волжанку", вздохнул и как на духу выпалил:

– Че деется! По-моему, надо всем городом такая лажа! Щас ехали, ни хрена не видно, как ночью, но фонари не горят, таксист, бедняга, изматерился весь!.. Ребят, вы не в курсе, че за дела?