– Я не намерен спорить с тобой, – отрезал Альфред. – Но раз ты не спишь, хотелось бы знать, почему ты не уложила Чипа в постель.

– Ты сам сказал, чтобы он…

– Ты поднялась наверх задолго до меня. Я не приказывал ему сидеть за столом пять часов подряд. Ты восстанавливаешь мальчика против меня, и мне это категорически не нравится. В восемь его надо было уложить.

Инид варилась на медленном огне вины.

– Чтоб больше такого не было, – сказал Альфред.

– Хорошо.

– Ладно, давай спать.

Когда в доме наступает кромешная тьма, младенец в утробе видит все яснее других. У девочки уже сформировались ушки и глазки, пальцы, лобные доли мозга и мозжечок, она плавала в материнском чреве. Ей уже были знакомы основные потребности. Изо дня в день мать бродила в тумане желания и вины, а теперь объект желания лежал на расстоянии вытянутой руки. Все тело матери готово было растаять от единственного нежного прикосновения.

Слышалось дыхание. Частое, громкое дыхание, но никаких прикосновений.

Сон бежал от Альфреда. Но едва он погружался в дремоту, как всхлипы Инид вновь пронзали слух.

Примерно минут через двадцать, по его оценке, постель затряслась от сдерживаемых рыданий.

Он просто взвыл:

– Что еще?!

– Ничего!

– Инид, уже очень, очень поздно, будильник поставлен на шесть, я до смерти устал.

Она разрыдалась в голос.

– Ты даже не поцеловал меня на прощание!

– Знаю.

– У меня что же, нет никаких прав? Муж бросает жену одну-одинешеньку на две недели!

– Что было, то прошло. Вообще говоря, я видал и кое-что похуже.

– А потом возвращается домой и даже «здравствуй» не скажет. Сразу же набрасывается с упреками.

– Инид, у меня была тяжелая неделя.

– Выходит из-за стола, хотя ужин еще не кончился…

– Тяжелая неделя, я страшно устал.

– Запирается у себя в подвале на пять часов! Хотя он якобы очень устал.

– Тебе бы такую неделю…

– Даже не поцеловал меня на прощание!

– Повзрослеешь ты, наконец?! Господи, когда же ты повзрослеешь?!

– Тише, не кричи!

(Не кричи, а то младенец услышит!)

(Она и впрямь слышит, впитывает каждое слово.)

– По-твоему, я развлекаться ездил? – яростным шепотом переспрашивает Альфред. – Я все делаю ради тебя и ради мальчиков. Две недели ни единой минуты свободной. Полагаю, я вправе провести несколько часов в лаборатории. Ты все равно не поймешь, а и поняла бы, не поверила, но я только что наткнулся на кое-что весьма интересное.

– Ах, «весьма интересное», – передразнивает Инид. Не в первый раз она это слышит.

– Да, интересное.

– Даже с коммерческой точки зрения?

– Как знать. Вспомни Джека Каллахана. Вдруг это позволит нам оплатить колледж для мальчиков?

– По-моему, ты говорил, что открытие Джека Каллахана – случайность.

– Господи, только послушай, что ты несешь! Вечно рассуждаешь о моем негативизме, но когда речь заходит о моей работе, кто тогда проявляет негативизм?

– Просто не понимаю, почему ты даже подумать не хочешь…

– Довольно!

– Если задача в том, чтобы заработать денег…

– Довольно! Довольно! Мне плевать, как поступают другие. Я не такой человек.

В прошлое воскресенье Инид дважды обернулась во время церковной службы и заметила, как смотрел на нее Чак Мейснер. Грудь у нее увеличилась, наверное, все дело в этом. Но Чак так покраснел…

– Почему ты холоден со мной? – спросила она.

– Есть причины, – ответил Альфред, – но тебе я не скажу.

– Почему ты так несчастен? Почему не хочешь мне сказать?

– Лучше я в могилу сойду, чем скажу. В могилу.

– О-о-о!

Плохой муж ей достался, плохой, плохой, плохой, никогда не даст жене то, в чем она нуждается. Всегда найдет причину лишить Инид всего, что могло бы ее ублаготворить.

Так она и лежала, Тантал в женском обличье, возле не дающегося в руки призрака пиршества. Хоть бы пальчиком до нее дотронулся, не говоря уж о губах – как половинки сливы. Нет, ни на что он не годен. Пачка банкнотов, спрятанных под матрас, гниющих, обесценивающихся, – вот что он такое. Депрессия иссушила Альфреда до самого сердца, как и ее мать, которая так и не поняла, что процентные банковские вклады нынче защищены федеральной страховкой, а если купить акции солидных компаний и хранить их много лет, вкладывая также и дивиденды, это обеспечит старость. Альфред – никудышный инвестор.