– Вон, как ее испарина жжет.

– Нет, – покачал я головой. – Не будет у нас детей.

– Извини, – отвел глаза Зеленя. – Только все одно ее за Уж отправить надобно со всеми остальными.

– Не надо меня за реку, – подала голос жена. – Зря вы страшитесь. Не со злом они.

– Мы и не страшимся, – сказал Зеленя. – Только береженого…

– Вот они!

Из леса выехали всадники. Не спутал отрок, все точно разглядел. Плащи на них алые, Полянские, щиты червленые, копья торчат, древками в стремя вставлены, а на шишаках солнышко играет.

– Не тиуны это, – сказал серьезно Путята. – Мечи и луки готовьте…

– Посланники едут, – Любава хоробра за рукав схватила. – Не надо оружия, не вы им нужны.

Между тем приблизились всадники. И над Коростенем повисла тревожная тишина. Возле нас воины коней остановили.

– Здраве буде, люди добрые, – старший сказал.

– Здоровей видали, и то не боялись… – буркнул себе под нос отрок, который нас о находниках предупредил.

– Погоди, Ждан, – окоротил его Путята. – С чем пожаловали? – повернулся он к непрошеным гостям.

– Нам бы с Добрыней переговорить, – сказал полянин и личину с шеломом на затылок сдвинул.

– Претич! Это ты? – признал я воина. – Ты как здесь?

– Не по своей воле, а по поручению, – полянин был доволен, что я его не забыл. – Мне переговорить с тобой велено.

Он степенно сошел с коня, взял меня под локоть и отвел в сторону.

– Что ей от меня нужно? – спросил я напрямик.

– Помощи, – ответил сотник.

– А если…

– Она велела напомнить, что ты ей слово дал…

– И по закону, и по Прави мой срок закончен. Девять лет минуло, и я свободен, так говорят Веды.

– Она знает, – Претич остановился и проговорил очень тихо: – Речь о твоем отце.

– Что с ним?

– Она сказала, что если ты ей поможешь, то Мал обретет свободу.

– Когда ехать?

– Сейчас.

– Экий ты, боярин, прыткий. Мне же собраться нужно.

– Все, что тебе понадобиться может, я с собой привезла, – сказала Любава.

Я и не заметил, когда это она к нам подойти успела. Даже вздрогнул от неожиданности.

– А ты как же? – взглянул я на жену.

– А что я? – пожала она плечами. – Ты же сам говорил, что мы с тобой больше никогда расставаться не будем. Отец не пропадет, да и с мазовщанином они сдружились. Так что пора нам, Добрынюшка, в дорогу собираться.

Простился я с жителями коростеньскими, а Путята мне на прощание сказал:

– Вот это другое дело, Добрын. А то развел тут… Прощай, друже, и помни, что я твоего знака все еще жду.

– О чем это он? – жена меня спросила.

– Все о том же, – вздохнул я.

– Понятно, – сказала она. – Пойдем-ка на Святище заглянем. Мне там кое-что на дорожку сделать нужно, – и живую ворону из сумы седельной достала.

Взглянула на нее птица и каркнула зло.

– Ты поговори мне еще! – прикрикнула на нее суженая моя.

Дубку Священному мы с женой требу вознесли, Любава на Святище вороньей кровью алатырный камень окропила, Даждьбогу мы помолились и тронулись помаленьку.

– Как же ты узнала, что ноне Претич приедет? – спросил я ее, когда Коростеньский утес скрылся за деревьями.

– Ведьма же я, – сказала она просто. – Или ты запамятовал?

Что с нее взять?..

Ведьма.

Если кому-нибудь придет в голову спросить меня, на что похож Киев, я отвечу – на вороний грай. Сколько раз, сидя в заточении на Старокиевской горе, я мечтал о том дне, когда вырвусь на свободу и навсегда забуду, как противно кричат эти пожиратели падали, эти выкормыши Чернобога. И теперь, когда вновь услышал их противные, раздирающие душу голоса, невольно поморщился.

Шел я по майдану к терему княжескому, а сам опасался, как бы эта мерзость летучая мне на голову не нагадила.

Признали гридни, пропустили беспрепятственно. А у горницы Григорий встретил.

– Она ждет тебя, – сказал, и дверь в Ольгины покои приоткрыл.

Княгиня была одна. Она сидела возле окна на большом сундуке, и перед ней на резной подставке лежала увесистая книга. Ольга старательно водила по странице серебряной указкой и тихо проговаривала прочитанные слова на непонятном мне языке. Книга занимала ее, и она не заметила, как я вошел. Неужто это та самая Благая Весть, которую пришлось прятать в Вышгороде, когда она, промокшая и простоволосая, принесла ее мне, спасая от гнева ведуна Звенемира?