Шрифт:
Легкая улыбка приподняла уголки губ Рафаэля. Он стоял, оперевшись рукой на каминную доску, и смотрел в темноту ее комнаты. Сейчас не время задавать вопросы и требовать ответов. Она не скоро захочет говорить откровенно, а он не выносит лжи.
Еще долго после того, как Хуана ушла домой спать, Рафаэль сидел в компании полупустой бутылки бренди с полным стаканом в руке. Ну вот теперь она знает, кто он такой. Ему это в общем-то все равно, хотя, вероятно, было бы удобнее, если бы он мог узнать о ней больше до того, как она все поняла. Очевидно, теперь она не так честна, как прежде, хотя все так же упряма.
А он? Неужели он так сильно изменился? Рафаэль, залпом осушив стакан, почувствовал, как жидкий огонь заструился в желудок. Черт побери, конечно, он изменился — Он больше не тот мальчишка, который не понимал ненависти и злобы своего старшего брата, не тот юный идеалист, который верил, что все люди в основе своей честные и добрые. Разве за последние годы он видел мало темных сторон человеческой натуры? И именно Фелипе со своей алчностью и непомерными амбициями был причиной многих его страданий.
Воспоминание об их последней ссоре все еще не оставляло его. Обширная асиенда недалеко от Сан-Луис-Потоси оказалась недостаточно большой для Фелипе, и он захотел получить соседние земли, принадлежавшие мелкому фермеру, причем утверждал, что эти земли ничего не стоят. А когда владелец стал возражать, его нашли убитым. Тогда между Рафаэлем и Фелипе произошла ужасная ссора, завершившаяся внезапным отъездом Рафаэля из имения отца.
Он так и не вернулся, а Фелипе за прошедшие годы ни разу не попытался разыскать его. Было общеизвестно, что Фелипе симпатизирует этой наполеоновской марионетке, императору, как и многие богатые землевладельцы Мексики. Бенито Хуарес стоял за народ, против богатого духовенства и жадных аристократов, и его идеалы произвели неизгладимое впечатление на юного Рафаэля.
Повзрослевший Рафаэль все еще сражался за возвращение Хуареса к власти. Они победят, в этом он не сомневался, и, возможно, в Мексику хоть на время придет мир. Мир. Внезапно это слово показалось чужим, и он устало подумал, доживет ли до дня, когда увидит этот мир.
Рафаэль посмотрел на пустой графин и решил, что выпил достаточно для одного вечера. Он усмехнулся, подумав, какой оборот приняли его мысли, встал и потянулся, как дикая кошка, потом наклонился, чтобы зажечь сигару от масляной лампы.
— Рафаэль?
Тихий, нерешительный голос заставил его замереть; он медленно повернулся и увидел Аманду, стоящую на пороге своей комнаты. Она выглядела гораздо моложе и уязвимее, чем когда-либо раньше. Ее непокорные волосы рассыпались по худеньким плечам и упорно сопротивлялись попыткам убрать их с глаз, когда она вопросительно смотрела на него.
— Рафаэль, я… Я бы хотела поговорить.
Больше никаких жестоких обвинений, только неуверенность, которая оставила в нем странную смесь скептицизма и желания верить. Это безумие, и он, должно быть, сошел с ума, если хоть на секунду усомнился в своих инстинктах.
— Si. Тебе нужно поговорить. Попробуй сказать правду, — безжалостно добавил он и удивился, увидев боль, затуманившую ее прекрасные черты.
Аманда шагнула вперед. Босые ноги неслышно ступали по твердому земляному полу, поношенный халат Хуаны раскачивался как будто отдельно от ее стройного тела. Черт! Даже в этом бесформенном балахоне она выглядела очаровательно, и Рафаэль, стиснув зубы, отвернулся.
— Только не спрашивай, что я собираюсь с тобой делать, — сказал он резче, чем собирался, и когда она ничего не ответила, повернулся к ней.
— Я не собиралась спрашивать о себе.
Его удивило, что она говорит так тихо.
— Я хотела спросить о тебе.
— Обо мне? — Он коротко рассмеялся. — И что же еще ты хочешь узнать обо мне, pequeca? На меня охотятся, я повстанец, скрывающийся в горах, и меня окружают такие же люди, как я.
— Но ты все еще мой друг Рафаэль, который учил меня плавать, удить рыбу и скакать верхом, и я не понимаю, что с тобой произошло! — В ее голосе послышались слезы, одновременно тронувшие и рассердившие Рафаэля. Он нетерпеливо покачал головой:
— Перестань, Аманда. Того человека больше нет. Теперь я Эль Леон.
— Нет. Обстоятельства могли заставить тебя измениться, но ты все тот же мальчишка, которого я когда-то знала, как и я все такая же, какой ты меня когда-то знал.
Отблески очага играли на ее вьющихся волосах. Стараясь противостоять блестящим от слез глазам, окруженным самыми длинными, какие он когда-либо видел в жизни, ресницами, Рафаэль отреагировал мгновенно: сигара полетела в огонь, и он потянулся к ней, его руки крепко, но нежно обхватили хрупкие плечи.