— Так, пигалицы! — Повысила голос мадам Берк, — Не мешайте! Юноше нужно больше отдыхать и набираться сил!

— Эй, нам доктор Стрэндж разрешила! — Возмутилась одна из близняшек. Однако мадам Берк слушать их не стала, а с независимым видом прошла к палате, оставив пышущих недовольством девушек позади.

— Мэм, — Тихо позвал я, когда она закатила меня в палату, пока вся эта толпа не зашла следом. Дождался, пока она обратит внимание на меня. — Простите, а эти все люди, они кто?

— Ох, мальчик, — Глаза бабульки блеснули влагой, она подняла взгляд, чтобы не показывать своих эмоций. — Они сейчас все тебе расскажут. Не волнуйся, они желают тебе только добра.

Я кивнул и перебрался с кресла-каталки на кровать.

— Спасибо, мадам Берк, — Улыбнувшись, сказал ей на прощание, мне не сложно, а человеку приятно.

Означенная толпа вошла сразу, как мадам Берк покинула палату. В палате повисла тишина, вижу, что все переживают, но с чего начать разговор никто не знает. Несколько томительных секунд тянулось молчание. Разглядывая вошедших, я улавливал их схожие черты, например, старшее поколение все явно не кровные родственники. В то время как молодые девушки неуловимо похожи чем-то. Я решил обозначить свое положение в данный момент и потому начал разговор первым.

— Доброго дня. Я понимаю, что вы мои близкие, но совершенно не помню вас, не помню себя, ничего не помню. Простите, — Улыбнулся мягкой понимающей улыбкой всем присутствующим.

— Божечки, Мак! — От кого раздался первый всхлип, я так и не понял, но спустя секунду оказался зажат со всех сторон обнимающей меня семьей. В груди екнуло сердце, к горлу подступил ком, мне жаль парня, что потерял все это.

Несколько минут все просто обнимали меня, даря поддержку, которую может подарить только семья.

«Парень, обещаю, что позабочусь о них, можешь быть спокоен», — мысленно обратился я к ушедшему за грань.

С новообретенными родственниками мы проговорили буквально полчаса, а потом пришел лесник и всех разогнал, то есть пришла дежурная медсестра и выпроводила всех.

Семья же меня впечатлила по полной.

Джон – который отец Макс… то есть мой, блин, нужно привыкать. Рослый такой подтянутый брюнет с добрым взглядом.

Анита – шикарная шатенка, у которой все при ней!

Барбара – блондинка со строгим взглядом и в не менее строгом костюме. Прибавим некую Трейси, которая сейчас где-то в командировке. С завистью посмотрел на Джона.

Сестры меня заставили “усомниться” в нашей родственности. Может я все таки приемный?

Под шквалом обнимашек и расспросов о моем самочувствии в груди поселилось ощущение, что у меня есть семья в этом мире, которая, чтобы ни случилось, будет на моей стороне.

Вспомнил семью из прошлой жизни, более суровые люди, но в то же время умеющие одобрительным кивком и молчаливой поддержкой подарить такое же чувство.

Сердце защемило от тоски по родителям и братьям и почти сразу прошло, будто рубильник дернули. Почувствовал, как по щеке скатилась слеза, удивленно стер ее.

Блин, как институтка тут слезу пускаю, решено, это скупая мужская слеза! Не важно, что там ручеек целый, это просто слезинка большая попалась.

С наигранной радостью увидел висящий под самым потолком телевизор, наклоненный так, чтобы можно было смотреть, не поднимая головы.

Так, а где пульт? Пульт обнаружился на прикроватной тумбочке.

Схватив свое сокровище, включил телевизор. Пощелкал каналы, выискивая новостной поток, нашел искомое и познал все глубины глубин. Девушка на экране телевизора вещала о том, какие «Оскорп» крутые и как они помогают городу, особенно на фоне остальных. А уж какой хороший из себя Норман Озборн.

— Шта? М-марвел!? — Воскликнул я возмущенно.

Черт, ну нет чтобы во что-то более адекватное, да лучше бы в мир магии отправил! Без удобств, зато с магией! Замутил бы исекай крутой с гаремом и насаждением добра с занесением справедливости в грудную клетку каждому, кто нуждается, чтобы достучаться до сердца, значится.

Черт! Еще минут пятнадцать смотрел новости в надежде, что это таки просто плохая шутка и сейчас выскочит дебил с камерой и криком «Это пранк!», но время шло, а дебил не появлялся, не рисовался и не проявлялся, и вообще нагло игнорировал свою роль.

Так, а что там по событиям-то, поскреб я мозг с обратной стороны и понял, что помню не так и много.

— Фильмы! — Встрепенулся я. Там же, черт, этот фиолетовый, ну который «Я сама неотвратимость» и пальцами такой «тыдыщ», хотя «тыдыщ» это из другой оперы. Но пальцами он щелкал!