Главной заботой для меня стало повседневное: «Чем сегодня кормить детей?!..». Давно, с мужем, отворачивались от хлеба, слишком стремительно исчезающего со стола, говоря друг другу, что наелись. Денег с великим трудом наскребали на единственную булку чёрного хлеба. А тот в секунды исчезал за обеденным столом. И как назло, – рыба не ловилась. Идти в лес на охоту не получалось. – Всё пытались спасти экспедицию, пластались в две смены задарма: писали отчёты, проекты, мотались по командировкам, выбивая деньги на зарплату, защищались в министерствах. А «выбитые» деньги плавно оседали на счетах бухгалтеров, начальства, партийных коммунистических боссов, которые махом неожиданно превратились в ярых противников коммунизма, а стали сторонниками, восславляющими капитализм. Деньги вкладывались в золото и золотодобывающие уже не наши государственные, народные, а теперь частные компании наших же товарищей, коллег – босов. Мы же продолжали верить в искренность и честность наших «друзей», с кем вместе растили детей, разведывали месторождения, поднимали тосты за здоровье на днях рождения, на праздниках «! Мая», «7 Ноября», поднимали тост: «За тех, кто в поле!». Только в поле я уже собираясь, покупала продукты для себя и на бригаду бездомных работяг уже на свои кровные копейки, с единственной целью: спасти геологию от тотально уничтожения, спасти семьи трудяг от голода безработицы…

В противоположность другим кинутым псам выжить Лайма не пыталась. Она лежала сутками, неделями молча, не реагируя на окружающую суету жизни. Другие собаки давно перешли на подножный корм: мышковали, ловили птиц, дрались, клянчили, вычищали туалеты, свалки, подъедали всё чаще появляющуюся во дворах падаль (погибших лаек),– выживали как волки. В конце концов, мне всё-таки удалось пристроить Лайму на прокорм поварихе поселковой столовой, у которой всегда имелся доступ к столовским объедкам. Женщина – хорошая! Собаку приняла без особых возражений, – из жалости и сострадания. Повариха жила в тесном маленьком железном вагончике с семьёй. Такие считались роскошью в геологической истории тех лет. Муж с геологии ушёл работать в милицию. В те годы слово «полиция» воспринималось с жутким контекстом «полицаи – убийцы Великой Отечественной войны», а «милиция» – то порядок, идущий от народа, а не от тоталитета алчных буржуйных верхов. Там платили из бюджета села и округа, – богатейшего нефтяного Клондайка! И сотрудники не голодали.

И вот, – жизнь вновь свела меня с ними…

Я шла мимо балков с серыми мыслями о еде. На крыльцо вышла женщина с огромным полным тазом пищевых отходов, что принесла с работы. Увидев, я даже позавидовала. У нас давно ничего не оставалось в кастрюлях. Если даже и варилась пятилитровая бадья пустых дешёвых рожек в расчёте «на неделю», хватало её на полдня. Вначале удивлялась: «Куда девалась еда?». А однажды пришла с работы днём за необходимой на работе книгой и всё разъяснилось:

– Едва родители уходили на работу, как вокруг кастрюли собиралась толпа дворовых друзей сына, таких же голодных детей геологов. И шесть литров макарошек улетучивались в минуты! Компания дружно работала ложками, не раскладывая макароны по тарелкам, – ели из одной огромной бадьи! По приходу с работы кастрюля блестела, как новенькая, вымытая, выскобленная! Муж просто говорил мне, что не голоден, и уходил в комнату к телевизору. А я колдовала над смесью дешёвой крупы, – варила очередное ведро каши на следующий день, как выяснилось, – на весь наш геологический двор.

И теперь, – каково же было мое изумление! Когда из-под вагончика, к тазу с едой, выбежала стайка крепких диких волчат – щенков моей Лаймы. Собака не просто выжила, но и стала матерью. Щенки имели идеально волчий окрас. Походили, как две капли воды, друг на друга: стройные, упитанные, с круглыми животиками! – шесть штук чудесных лаек!

Не могла отвести взор: давно не видела таких красивых, породистых откормленных щенков! Невольно вспомнилось, что отцом Лаймы являлся крупный оленеводческий пёс с волчьими генами, – помесь лайки с тундровым волком. То были настоящие волчата! Хвосты у них не завивались в идеальные лаечьи колечки. – Их невозможно отличить от диких волчьих деток. – Встреть в лесу… – решила б, – волки!

Я подошла, заговорила с женщиной. Она посетовала, что собрались уезжать из села в соседний посёлок Игрим: мужа переводят туда по работе. Он уже уехал. Перевозят вещи. И вот сейчас некуда деть щенков. Лайма ощенилась зимой под вагончиком. И пока щенки сами не выбрались, достать не смогли. Теперь нужно кому-то раздавать, а у всех и так своих, и чужих собак нечем кормить. – Не знаю почему, не понимая себя, неожиданно попросила дать щенка. Повариха с радостью предложила выбирать любого.

Конец ознакомительного фрагмента.