Выселишь или выгонишь дармоедов – начнет волноваться весь Конструкт. Придется вызывать в столицу один из легионов. А подобного, когда за западе объявилось очередное воплощение темного Бога, хотелось бы меньше всего.

Этого не знали или не хотели думать о подобном жители Подконструкта, как они называли свое обиталище. Чумазые ребятишки бегали по промерзлой земле, разбивая поношенными полусапожками образовавшийся за ночь лед в лужах. Молчаливые и угрюмые женщины честного нрава, безликими тенями бродили мимо, занятые своим нехитрым хозяйством. Другие, нрава легкого и веселого, но весьма потрепанного вида, цепкими взглядами выискивали возможных клиентов.

А вот мужчинам, к которым здесь относили и безусых подростков, и беззубых старцев в Подконструкте была полная свобода, какой мог позавидовать и сам Император, ибо они оказались предоставлены сами себе. Встречались здесь как люди невероятно деятельные, взять тех контрабандистов или безгильдийских воров, так и пьяниц. Последних было изрядно. Они кучковались небольшими группами, «уговаривая» мутный первач из прошлогоднего жита – самое дешевое и крепкое пойло, которое здесь можно было достать.

Именно к одной из таких компаний подошел невысокий подросток. Его худобу не могло скрыть даже множество тряпок, которыми тот был обмотан. Троица, ведшая меж собой весьма фривольный разговор, не встревожилась из-за появления пацана. И Ирих, и Лицко знали, что это немой Юка или Юта, сам Инрад не разберет южные имена. В общем, пацан – внук Ерикана, бродяги-паломника. Сам старик, к слову, им пришелся по душе. Во-первых, любил, как и они, залить за воротник, во-вторых, каждый вечер появлялся с несколькими пузатыми бутылками того самого первача. Аншара ведает, где он их только брал – денег у старика сроду не водилось.

– А я тебе говорю, что слаще островитянок нет женщин, – увещевал собеседника еще не старый, но уже невероятно пузатый и лишенный всякой прыткости Ирих. Он даже двигался медленно, точно все время опасался возможного падения. – У них есть две проблемы. После тридцати эти чудесные создания самым чудовищных образом из тонких ланей превращаются в толстых усатых жаб. Таких толстых, что их бедра смогут сравниться по объему с колоннами Твердыни-на-семи-холмах. И таких усатых, что… – тут Ирих смутился, потому что не смог найти достаточно красочного, на его вкус, сравнения. – В общем, очень усатых.

– Ты так говоришь, будто собираешься жить и стариться с этой островитянкой, – усмехнулся Лицко. Высокий, ладный в плечах, плешивый, с хитрым взглядом и оплывшим лицом. – Разовая встреча, о которой приятно будет вспомнить в старости, а может, и рассказать сыновьям, когда те войдут в нужный возраст.

– А вторая проблема, – продолжал между тем Ирих. – Это ее многочисленные братья, дядья и прочие родственники, которых всегда хватает с избытком. И даже если эта горная лань удостоит тебя согласием, то вот ее родня в лучше случае оскопит, когда поймает…

– Вот это действительно очень серьезная проблема, – нахмурился Лицко. – Там осталось еще что-нибудь?

– Да, нам хватит. Надо только закусь порезать. Где мой треклятый нож?

Одной рукой Ирих взял пучок маринованного дикого лука, с мясистыми стеблями, самой простой снеди, которую здесь можно было достать, а второй стал шарить возле разбитой половины бочки, на которой сидел. Наверное, процесс поиска проходил бы долго и все столь же безуспешно, если бы мальчишка не вскинул руку, показывая под ноги Лицко.

– Грязное отродье, ты зачем его взял? – налились кровью глаза Ириха.

– Аншара с тобой, зачем он мне? – торопливо передал нож собутыльнику Лицко, готовый поклясться, что клинок под его ногами появился в результате коварного колдовства какого-нибудь сиел.

Все это сделал Лицко торопливо, чтобы у товарища не возникло даже мысли усомниться в его честности. Причин тому было несколько. Несмотря на внушительную комплекцию, храбростью Лицко не отличался. К тому же, помнил, что этот небольшой нож значит для товарища. Клинок напоминал Ириху о той, прошлой жизни. В ней он был охотником, причем, весьма неплохим. Что случилось потом – оставалось тайной за семью печатями, которую из Ириха не выбили бы даже Вороны. Лишь изредка товарищ шутил, что когда-то его вела дорога приключений, но потом на охоте ему по ошибке прострелили колено.

– Я до ветру схожу, – поднялся на ноги Ерикан, глядя на начинающуюся потасовку. Правда, незаметным движением едва задел своего «внука», увлекая за собой. Юти, впрочем, не сопротивлялась. Смотреть за пьяной возней двух опустившихся забулдыг, которую и дракой-то назвать нельзя, ей хотелось меньше, чем говорить с Ериканом.

Какое-то время они шли молча, мимо раскиданных без всякого порядка хижин, палаток и дощатых домиков, вдыхая запах сгоревшего угля, смолы и мочи. Правда, ближе к воде стало свежее. Прибавился дух рыбы, смолы и сырого дерева, а глазам предстала зеркальная водная гладь самого большого озера в Империи, в котором, по легендам, жил сам Месяц.