Михаил отвечает на четвертом гудке.

– Постараюсь приехать как можно быстрее, – говорит она.

– Не переживай, у нас сегодня было много дел. У тебя все нормально?

От этого «у нас» у Дарьи колет сердце.

– Да, и будет еще лучше, когда окажусь рядом с тобой.

– Не гони, на дорогах лед.

– Ну да, и, боюсь, это еще надолго, – улыбается она.

– И все-таки будь осторожна. Мы тебя ждем.

Сердце снова колет. Дарья выключает свет, убирает документы в любимую сумочку из серо-бежевой кожи. Подарок Михаила на шестую годовщину свадьбы.

Под бледными лампами холла Дарья в последний раз за день заматывает вокруг шеи шарф. Михаил часто говорит ей, что у нее самый сексуальный затылок в мире. Большинство мужчин возбуждаются при виде груди, бедер или попы, но только не он; конечно, он утверждает, что ее грудь и попу он тоже любит, но, когда его поцелуи ласкают затылок, Дарья знает, что он ее хочет. Она не жалуется, вовсе нет: ей нравятся их объятия, то, как они занимаются любовью, минуты, которые принадлежат только им двоим, минуты, когда заживают все раны, забывается коррупция, подлость и несправедливость, с которыми она неустанно борется. Это чудесно, она его любит, хоть его спокойствие порой и выводит ее из себя.

Дверь машины беззвучно открывается. Двигатель урчит, коробка передач тихонько щелкает. Дарья сворачивает на Новосущевскую, опускает стекло и закуривает. С наступлением ночи очнулся мороз. Город, кажется, не засыпает никогда, даже на темных улицах, где попадаются только бродячие кошки да одинокие прохожие. Она выезжает на шоссе; вдали поток машин замедляется, на мосту пробки с тех пор, как левую полосу перекрыли из-за ремонта. «Шкода» ползет еле-еле, Дарья глубоко затягивается. У сигареты вкус карамели. В выходные она свозит дочку к бабушке. Дом, где Дарья выросла, все такой же скромный, но уютный. Пока Михаил будет работать, они втроем прогуляются по лесу, поиграют в снежки, а вечером будут упоенно петь у камина. Дарья поворачивается, чтобы выбросить окурок. Водитель соседней машины вежливо ей улыбается. Ему, должно быть, тоже хочется поскорее вернуться домой, как и всем, кто сейчас стоит в пробке после долгого рабочего дня. Наконец машины трогаются, Дарья пытается включить первую передачу, но рука ее не слушается. Под левой грудью колет – не слишком сильно, просто какое-то странное жжение. И тут вдруг она начинает задыхаться. Может, от холода? Она кашляет, и рот наполняет привкус металла. Она кашляет снова, приборная доска покрывается красными капельками. В глазах мутится, Дарья впадает в панику; страх придает ей сил, и невероятным усилием воли она прижимает руку туда, где разрастается боль: ладонь залита кровью. Машины позади нее яростно сигналят, требуя, чтобы она ехала дальше. Она опускает взгляд на сумочку на пассажирском сиденье. Нужно вытащить мобильник, предупредить Михаила, вызвать скорую, но силы кончились. Пуля, пробившая дверь машины и ее тело в то самое мгновение, когда убийца улыбнулся, задела полую вену. Дарья истекает кровью, в глазах темнеет, она думает о дочке. Она обещала ей почитать перед сном…

Сердце Дарьи останавливается. Оно билось тридцать семь лет.

Зал видеоконференций.

Экран мерцает, микрофон потрескивает.

Соединение установлено по защищенному протоколу.

Начало стенограммы.

– Добрый вечер, вы в надежном месте?

– Да, не беспокойтесь. Кажется, вы звоните по какому-то срочному вопросу.

– Можем ли мы поговорить о Дарье?

– Ее смерть тоже вас гнетет? Впрочем, стоит ли спрашивать, я ведь даже не знаю, к кому обращаюсь… к кому или к чему.

– Не нужно пытаться меня задеть.

– И все-таки, с кем я разговариваю, с Ноа или с искусственным интеллектом?

– Я же сказала, она – это я, я – это она. Мы «9».

– Дарья работала над досье «Андорра». Я передала ей, как и некоторому количеству других наших единомышленников, доказательства коррупции властей предержащих и бизнесменов из ее страны. Мы неоднократно общались с ней на эту тему за последние полгода. Я чувствую себя ответственной за случившееся.

– Не вы заказали ее убийство и не вы в нее стреляли. Дарья – девятьсот тридцать девятая журналистка, убитая за последние десять лет. Тридцать пятая за год. И все они расследовали случаи коррупции, расхищения бюджетных средств или криминальные структуры.

– Больше всего меня поражает, сколько людей считают, что это неизбежные риски моей профессии.

– И эти риски выше, чем когда бы то ни было. Хищники уже не могут довольствоваться дезинформацией, этого недостаточно, чтобы прикрыть их злодеяния. Несмотря на то что досье «Андорра» вывело некоторых из них на чистую воду, они настолько уверены в своей безнаказанности, что без колебаний прольют кровь, чтобы достичь задуманного.

– Но они не смогут уничтожить всех нас.

– Но запугать вас, чтобы вы молчали, могут. Дженис тому пример, и, к слову, она в опасности.

– То есть как это – в опасности?

– Вчера мне удалось предотвратить несчастный случай.

– Какой несчастный случай?

– Светофоры на двух пешеходных переходах в нужный момент переключились на зеленый, образовалась пробка, и в нее попал грузовик, который должен был сбить Дженис. Она ничего не заподозрила.

– Вы хотите, чтобы я ее предупредила?

– Нет, я ищу способ ее отговорить, и, возможно, вам удастся мне помочь в этом.

– Отговорить от чего?

– От поездки в Минск.

– А что она собирается делать в Минске?

– Она хочет раздобыть важные данные и передать их тем, кто борется с режимом Лучина. Чтобы в определенном смысле отомстить за Дарью.

– Почему «Группа» интересуется Лучиным?