— Есть… Заржавленная вся, — отозвался Федот.

— Значит, у вас должен быть ключ. Посмотрите по карманам.

Молодец Мишель, додумался!

Руки Федота мелко задрожали. В реальности он по карманам не шарил, но происходящее во сне всё равно бросало отблески сюда.

— Нет… — пробормотал Федот. — Нету ключа.

— Значит, он лежит где-то рядом. На полу. Смотрите внимательно, ключ точно есть.

Федот тяжело дышал, его лоб покрылся испариной. Чуть слышно скрипнула дверь. Я повернул голову и увидел замершего на пороге Витмана. Он весь обратился в слух. Я сделал жест — мол, молчите, что бы ни случилось, и Витман кивнул. Не дай бог выбьет Федота из транса — второй раз тот может и не согласиться. Впадёт в истерику, скажет — лучше уж в тюрьму сажайте…

— Ключ висит на стене, — пробормотал Федот. — На крючке.

— Опишите ключ, — зачем-то потребовал Мишель.

— Большой… Убить можно. Ржавый. Вензелями весь…

— Снимите его с крючка.

Возникла пауза, в течение которой Федот, видимо, снимал ключ. Потом он добавил к своим впечатлениям:

— Тяжёлый.

— Вставьте его в скважину и поверните.

Федот застонал:

— Не поддаётся!

— Приложите больше усилий.

Прямо у меня на глазах едва сочащаяся кровью царапина на ладони Федота начала буквально брызгать алой жидкостью на простыню.

— По-лу-ча-ет-ся! — проскрежетал Федот, и вдруг всё тело его расслабилось. — Открылась…

— Очень хорошо, — деловито сказал Мишель. При виде кровавых брызг он побледнел, но голос звучал по-прежнему ровно. Молодец. — И где вы теперь?

— Ночь. Двор-колодец. Та заброшенная баня. Дождь моросит… Я стою возле машины, жду его сиятельство. В руке револьвер.

Правая окровавленная ладонь сжалась так, будто стискивала рукоятку.

— Что происходит дальше?

— Мне страшно.

— Почему?

— Не знаю… Не мой страх. Будто снаружи откуда-то накатывает. Будто дышу страхом вместо воздуха! И деваться мне некуда. Грудь… грудь стискивает… Застрелиться?..

Рука Федота потянулась к голове.

— Вы не можете застрелиться, — спокойно сказал Мишель. Держался он отлично, я даже не подозревал в нём такого самообладания. — Это — просто воспоминание, не волнуйтесь. На самом деле, вам ничего не грозит. Вы что-нибудь слышите?

— Шёпот…

— Какой шёпот?

— Не знаю… Со всех сторон. Прислушаться… Они… всю жизнь мою вспоминают. Каждый грех. Каждую тайну наизнанку выворачивают.

Из-под прикрытых век Федота потекли слёзы.

— Дальше? — поторопил Мишель.

— Как будто звук. Или что-то… Я оборачиваюсь. А там — улица.

— Улица? — переспросил Мишель. — Но мы же во дворе-колодце?

— Так и есть… Но тех домов — уже нет. Вместо них — улица, чужая.

— Что значит, «чужая»?

Федота начало трясти. Он едва не подпрыгивал на койке.

— Н-не нашенская улица, — прошептал, бледнея. — Всё чужое! И башня назади виднеется. Этакая… Высоченная, из железяк сложенная. Во Франции такая, я на картинках видал.

Я помотал головой. Стоп. Что? Федот посреди Чёрного города увидел парижскую улицу и Эйфелеву башню? Дурит он нас, что ли, всё-таки, мошенник старый?

— Там человек, — продолжал Федот. — Он один, идёт не спеша. Тростью помахивает. Сюртук на нём, очень приличный. Шляпа — цилиндром. Белые перчатки…

— А лицо? — хрипло проговорил Мишель.

— Нет лица… — Федот выгнулся дугой и упал обратно. — Пустое… Господи, спаси и сохрани! — правая рука Комарова дернулась в попытке перекреститься.

А вот теперь точно — не дурит. Тот ряженый агент, который пытался меня убить под видом Агнессы, тоже упоминал пустоту вместо лица.

— Сошёл с улицы — снова, как будто, в Питер, — продолжал говорить Федот. — Сюда, ко мне. Идёт мимо, бормочет. Будто меня тут вовсе нет.

— Что бормочет? — не отставал Мишель.

— Что-то… — у Федота вдруг изменился голос, он заговорил совершенно другим тембром. — «Какая несусветная чушь… из-за одного жалкого clochard… сами ничего не могут сделать… вынужден заниматься…». А дальше не слышу. Он проходит мимо, спускается в баню. Хочу крикнуть — не могу. Ничего не могу. Стою, как заколдованный.

Ну почему же «как». Заколдованный и есть.

— Возвращается… На руках парнишку несёт. И всё бормочет, только теперь уже не по-нашенски, непонятно ничего. Мимо идёт… А. А-а-а! — Федот закричал, вцепившись обеими руками в кровать.

Мишель бросил на меня испуганный взгляд. Я одними губами приказал: «Продолжай!» Мишель кивнул.

— Что было дальше?

— Он посмотрел на меня! Не глазами. Пустотой! Насквозь пронзил, в самое нутро проник. И голос. Весь, насквозь — голосом! Говорит: 'Сколько тебе этот Барятинский бед содеял? А ты ещё надеешься, что он тебе дворянство выхлопочет? Вроде бы не ребёнок уже — в сказки верить. Он — не друг твой, а напасть твоя. А как ты напасти устраняешь? Вот и устраняй. А меня забудь. Не было меня. Мальчишка сам сбежал, а я…