— Я не причиню тебя зла. Я вытяну стрелу, чтобы она тебя не мучила. Потерпи, и не нападай!

Кабан вздохнул — глубоко, прерывисто, будто готовится к неприятности. И тогда я со всей силы ухватился за древко стрелы, и потянул, практически не надеясь на успех. Скорее всего наконечник стрелы зазубрен, и останется в ране. А значит — все усилия бесполезны.

Но я ошибся. Один шанс из ста, что наконечник выйдет из раны, но он вышел. Скорее всего потому, что постоянно смачивался кровью, дерево древка расперло и оно крепко застряло в отверстии. А еще — наконечник оказался бронебойным. Острым, игольчатым, предназначенным для того, чтобы пробивать латы и кольчуги. Почему он был таким — я не знаю. Может выстрелили тем, что подвернулось под руку? Ну, что рука уцепила, то и отправили в полет?

Впрочем, какая мне разница? Главное — наконечник вылез из раны к моему глубокому удовлетворению. И был отправлен за забор, как ненужный мусор.

Кабан только вздрогнул, вздохнул, а потом медленно потянулся ко мне и ткнул мокрым пятачком в руку. Мол, спасибо… А я подумал три секунды, потянулся за пазуху, и ругая себя за сентиментальность достал то, что стоит просто-таки охренительных денег — амулет-лечилку. Полностью заряженный, он мог бы спасти мою, или чью-нибудь еще жизнь. Жизнь человека, а не какого-то там грязного хряка. Дурак я, дурак! Нет бы добить этого вонючего кабана, а я…

Кабан окутался зеленоватой пленкой света, тяжело вздохнул, и…порывисто встал на ноги. Кровь из раны уже не лилась, она затянулась розовой шкурой. И раны на боках превратились в рубцы. И вообще — кабан уже не выглядел заморенным. Тощий, да, но такими тощими бывают гончие псы, которые спокойно задушат и лису, и волка. Явно кабанищу стало гораздо легче.

— И что с тобой делать? — снова обратился я к хряку — Тебя все равно загонят, и в конце концов убьют. Ты это понимаешь?

Кабан посмотрел на меня, моргнул, а потом как-то странно осклабился, будто улыбнулся. Мол, мы еще повоюем! И я тоже улыбнулся — эта вонючая тварюга мне нравилась. Настоящий боец! Будет ползти в изнеможении, и все равно грызть своих обидчиков! Я сам такой…такой же грязный кабан, который никому не даст спуска за свои обиды.

Прикинул — сколько он сейчас весит. Килограммов восемьдесят, не больше. Вон, шкура как висит. Тоже вес, но ведь не двести, как было до того, как! Да, раньше он точно весил килограммов двести — танк, а не кабан. Сейчас осталось одно напоминание о прежнем зверюге. Зато — теперь я смогу его поднять.

Ох, я и дурак…ну на кой мне это? Зачем?! Альтруист херов! Гребаный веган! Я ругался все время, пока забирался на дерево, пока рисковал, перевязывая кабана веревкой, пока тянул его наверх, матерясь по-русски, ибо местный мат не отражает всю полноту эмоций, которые захлестнули меня во время спасательной операции. В конце концов — грохнулся вместе с кабанищем на ту сторону, и он едва не приземлился мне на башку. Что могло закончиться очень печально.

К чести твари — он перенес все мучения совершенно спокойно, будто был не кабаном, а дрессированным котом, с которым мы прожили в одном доме лет десять, не меньше. Смотрел на меня, похрюкивал, когда веревка врезалась в его тушу, и не делал ни малейшей попытки как-то наказать меня за то, что творю с ним странное. А ведь я творил такое, на что даже самая умная собака должна была ответить агрессией. Попробуй, расскажи ей, что я тяну ее на веревке не для того, чтобы наслаждаться ее мучениями, а чтобы спасти от преследователей! Животные — как дети, они не видят причинно-следственной связи. Этот же будто все понимал. И когда я разрезал веревку, впившуюся ему в подмышки, не бросился бежать, а подошел, ткнул меня пятачком в колено и тихо что-то прохрюкал, как если бы поблагодарил и попрощался. И только потом растворился в темноте улицы.

Не знаю, выживет ли он в городе, но то, что на территории Академии у него нет никаких шансов — это без всякого сомнения. Ему там оставалось жить считанные дни. А может и часы.

Напоследок ему шепнул, чтобы он шел по моим следами — там для него имеется прекрасное угощение. Семь великолепных «длинных свиней» — чего им зря пропадать? Не все же крысам бесчинствовать. Пусть и свинка немного подкрепится. Ну да, я циник и вообще…крыша у меня слегка поехала. Но кто абсолютно нормален? Скажите о своей нормальности психиатру — он точно радостно похихикает.

В общем-то, ночь удалась. Сделал три добрые дела. Спас животное, поджег дом и убил семерых мерзавцев. Прожил ночь не зря!

Дорога в свой номер прошла без эксцессов. Ночь в разгаре, до утра еще далеко, все спят, так что добрался до окна без каких бы то ни было приключений. Веревка висела на месте, забрался в комнату и запер за собой створки. Теперь уничтожить одежду, пропитанную кровью уличных бандитов и свиной вонью, помыться, и можно спокойно отправляться в постель. Господи, как я устал! Все-таки тяжеленький этот кабанище. Нет, в нем точно больше восьмидесяти кэ-гэ!

Одежду уничтожил специальным амулетом-растворителем. Он разлагает тряпки просто на-раз. Поводил по одежде, она и рассыпалась в хлам. В эдакие хлопья, как те, что остаются от тряпки, политой серной кислотой. Действие примерно то же самое.

Потом вымылся в душе, оттирая кожу с тщательностью хирирга, моющего руки перед операцией (вдруг пятнышко крови осталось?!), растерся полотенцем и завалился на кровать, положив на пол возле изголовья свои меч и кинжал. «Всегда быть наготове» — мой жизненный слоган.