Шрифт:
— Разумеется, — ответил он отсутствующим тоном, не отрывая взгляда от ее груди. Медленно он стал наклонять голову. — Я думаю о том, какая ты на вкус.
— Бен! — Ее протестующий вскрик был тих и быстро умолк.
Она вздрогнула, и все силы покинули ее, когда его горячий рот сомкнулся на болезненно чувствительном соске. Джиллиан обмякла, откинувшись на его руку, глаза ее закрылись, а от соска по всей груди и вниз к чреслам побежало электрическое покалывание. Его жар согревал ее, мускусный мужской запах манил прижаться лицом к его шее, позволить его силе захватить себя целиком. Языком он резко прижал ее сосок к небу, как ребенок, жадно сосущий грудь матери, и кружка выпала у Джиллиан из рук. Вонзив пальцы в его спину, она застонала от наслаждения.
— Черт, — он поднял голосу, глаза у него были ошалелые, рот влажный и чувственный. — Я ведь не собирался этого делать. — Но он тут же склонился к другой груди я приподнял ее ладонью к своему жадному рту, не в силах отказать ей в такой же ласке.
Когда он снова поднял голову, по глазам было видно, что поза его стала ему явно неудобна. Он осторожно вытянул правую ногу и сел по-другому.
Джиллиан, все еще дрожа, отстранилась и сказала слабым голосом:
— Так тебе и надо.
— Знаю. — Он еще не вполне овладел собой и с силой втягивал в себя воздух. — Как я уже сказал, я не собирался этого делать. Это нечестно по отношению к нам обоим.
Она уже достаточно хорошо его изучила и поняла, что он считает, будто все ее сопротивление в прошлом и теперь она готова отдаться ему, как только плечо заживет у нее настолько, чтобы не мешать утехам. И он явно считал, что это произойдет нынче ночью. Джиллиан растерянно посмотрела на пролитый кофе, коричневой лужицей расплывшийся по нейлоновому полу палатки, и подивилась сама себе: почему, собственно, она не махнет рукой и не сдастся ему? Ей хотелось этого. Да, черт возьми, она хотела его, но не хотела случайного секса. А в том, что Бен предлагал ей именно такой вариант, сомнений у нее не было. Он не тот человек, с которым у женщины может быть общее будущее. Он может предложить первоклассный секс, с ним приятно провести время, но затем он встанет, натянет штаны — и только его и видели. Так что напрасно он напустил на себя такой самоуверенный вид: битва еще не закончилась. Она не может позволить себе сложить оружие.
— Помоги мне надеть майку, — проговорила она нетвердым голосом.
— Сегодня ты можешь обойтись без нее. Никто об этом не узнает, а вечером будет легче раздеваться.
— Я сплю в нижнем белье, так что с этим проблемы не будет. Просто перевяжешь мне плечо не до, а после того, как я ее надену. Тогда рубашку я надену поверх повязки. Если ты считаешь, что моя рука нуждается в неподвижности, можешь примотать ее к боку так же, как сделал вчера, поверх рубашки. Таким образом, чтобы раздеться, мне не надо будет разматывать плечо, и завтра я смогу одеться сама.
Он не шевельнулся, но выражение его лица вдруг стало хищным, когда он понял, что означают ее слова. Перед ней вдруг предстал разъяренный зверь, самец, почти готовый взять свое силой, но жестко сдерживающий свои желания. Она не сжалась в комок от страха только потому, что в глубине души точно знала: Бен никогда не причинит ей вреда.
— Ты не сможешь долго держать меня на расстоянии, — голос его был тих и тверд как сталь. — То, что происходит между нами, само собой не развеется.
Она посмотрела ему прямо в лицо и увидела, как сильно его возбуждение: об этом ясно говорила напряженная натянутость его лицевых мускулов.
— Мне не придется делать этого вечно, — с грустью проговорила она. — Всего лишь до возвращения в Манаус. А там я исчезну из твоей жизни, и все это не будет иметь никакого значения.
Он коротко и резко хохотнул без всякого намека на веселье.
— Возвращение в Манаус, лапушка, не спасет тебя от меня. Ты моя и в конце концов признаешь это, как бы долго мне ни пришлось тебя добиваться.
— Это в тебе говорит твое мужское тщеславие, Когда мы вернемся, тебе приглянется какая-нибудь другая женщина, которой будет неважно, что к ней относятся по легкому принципу «пришла, ушла, и Бог с ней».
— Да уж, с тобой ничего легко не бывает, — пробормотал он.
Казалось, он хотел сказать что-то еще, но внезапно передумал и вытащил из ее рюкзака чистую майку. Бережно, как и раньше, он помог ей натянуть ее, затем туго перебинтовал плечо и закончил одевать ее так ловко и умело, как будто она была ребенком. Затем, к ее удивлению, он опустился на колени у нее за спиной, расчесал ей волосы, потом собрал их и завязал в привычный ей конский хвост. Закончив, он поцеловал ее в шею.
— Вот так. Готова завтракать?
Она была готова, хотя он несколько выбил ее из колеи и озадачил своей нежной заботливостью. Она не хотела, чтобы он был нежным, она хотела, чтобы он оставался тем Беном Льюисом, к которому она привыкла: бесстыжим, похотливым и бесшабашным. И еще отважным, мысленно добавила она, в этом ему никак не откажешь. Устрашающе умелым во всем, за что берется. Опасным. Безжалостным.
Впервые она задумалась о том, есть ли у нее вообще хоть какой-то шанс устоять перед ним. Может быть, речь теперь идет уже не о «если», а о «когда»? Кажется, она совершила самую большую глупость в своей жизни. Кажется, она влюбилась в этого человека.