Когда очнулся, отметил что был вечер, у окна сидел и читал какую-то книгу командир, форма знакомая, судя по шпалам, капитан НКВД. Тот видимо краем глаза засёк движение мое головы, поднял голову и поинтересовался:

– Проснулись? Это хорошо. Хотите пить?

Не смотря на доброжелательный тон, тот окатил меня цепким взглядом профессионала. Следователь, к гадалке не ходи.

– Пожалуй.

Особо претензий к ведомству Берии у меня не было, в этой жизни работали совместно неплохо. Тот не из Политуправления, и это главное. Да и документы глянуть стоит, форму любой надеть может. Отложив книгу, сделав закладку, не люблю людей что гнут страницы, тот встал, и взяв стеклянную поилку, аккуратно напоил меня. После этого сказал:

– Разрешите представится, капитан госбезопасности Марков. Я бы хотел поговорить с вами, - всё это говоря, тот перенёс свой стул от окна к моей койке, и сел на него.
– Мы оба с вами понимаем, что случившееся, это досадное недоразумение. Вы очень сильно разозлили Политуправление тем, что приказали лишить в своей дивизии политруков власти, запретили им лезть командовать, арестовали сотрудников Политуправления своей дивизии, когда они бросились спасть семьи с началом войны, разжаловали и отправили на передовую простыми красноармейцами, и они затаили. Недавно на совещании в Генштабе вами были сильно недовольны. Когда ваше соединение оказалось в окружении с Могилёвом, вы разработали два плана, прорыв к нашим из окружения, или поход на Минск, с захватом города, освобождением пленных, и организацией там обороны. Однако вы выбрали именно первый план, хотя в Генштабе вам приказывали выполнять именно второй.

– Секретность, - прошепелявил я.
– Мои контрразведчики доложили, что у нас появился крот, немцы начали узнавать наши шаги, скорее всего кто-то из командиров недавно присоединённых частей, с высоким званием. Их искали. Поэтому официально мы выходили из окружения, а сам я решил идти на Минск. Секретность была абсолютная, об этом знало всего пятеро включая меня.

– Об этом было неизвестно, - задумался капитан.

– Что с моим соединением?

– Его принял маршал Кулик.

– Он же идиот. Ему и роту нельзя доверить, погубит.

– Попрошу при мне не оскорблять прославленного маршала. Собственно, до Минска он и не дошёл, войска были рассеяны и разбиты, до сих пор из окружения выходят. Маршала эвакуировали самолётом. Недавно вышла из окружения ваша дивизия, полковник Соломин принял командование, он и вывел. Почти тысячу человек, тридцать танков смогли вывести.

– Странно. Даже маршал Кулик, действуя согласно разработанному плану смог бы выполнить задуманное. Возможно агента не нашли и тот имел достаточно сведений, чтобы передать их немцам и те приготовились.

– Маршал Кулик раскритиковал ваш план как недееспособный и составил свой.

– А ну да, о чём это я? Это же «гений» наступления.

– Ваша ирония мне понятна, но давайте не будем об этом. Вернёмся к сути дела. По ошибке. Никто же не знал, что вы собираетесь следовать приказу Генштаба, на вас сильно осерчали. Даже товарищ Сталин высказался на грузинском в чувствах. Это и послужило сигналом, что вас можно брать, никто не заступится. Политуправление через Генштаб вызвало вас, дальше, когда вы пропали, было проведено следствие, политработники тщательно скрывали свою причастность, пришлось штурмом брать то здание, где вас содержали больше недели. Врачи говорят вы чудом выжили. Восемнадцать дней без сознания провели. Товарищ Сталин очень сильно осерчал и приказал разобраться. Виновные наказаны.

– Знаю я как вы наказываете. Пальчиком пригрозили и всё на этом.

– Я понимаю, как вы злы на Политуправление, но вам не кажется, что сжигать их, это слишком? Восемнадцать человек погибло, трое артистов агитбригады, нанесён немалый материальный урон.

– Не понимаю о чём вы. Последнее что помню, как меня избивают в допросной. Это всё.

– Видимо кто-то вас вынес из палаты, врачи сообщили, что самостоятельно передвигаться вы не можете. Вас обнаружили на пустой квартире. Жительница нижней квартиры страдает бессонницей и слышала постукивание шарканье наверху, сообщила управдому, тот и проверил, найдя вас. На тот момент вас уже искали, поэтому ввернули в палату и поставили охрану от повторного похищения.

– Вы лжёте.

– Почему?
– удивился капитан.
– Всё так и было.

– Про моё освобождение лжёте. Знаком мне был один парень, его в изнасиловании обвинили, хотя он этого не совершал, но его отец обвинениям поверил, долго бил по промежности, отбив всё. Сапогами. Потом разобрались… Так вот, у того парня яйца размеров как у быка были, распухли. У меня чуть меньше, опухоль спадает, но у того парня опухоль спадать начала дня чрез три после избиения, а уменьшились и того через две недели. Поэтому я могу сказать, били меня долго, и по саму сокровенному, и в последний раз не ранее чем четыре дня назад.

– Хм, верно. Избивать человека без сознания им не интересно было, но приходили к вам в подвал, пинали, вдруг очнётесь? Вас освободили за день до похищения из этой палаты.

– Ясно. Мехлис что? Он был в допросной, когда меня бить начали.

– Это невозможно, товарищ Мехлис был в другом месте.

– Что видел то и говорю. Своим глазам я верю больше чем вашим лживым словам.

– Кстати, об этом, товарищ генерал. Сами понимаете, что события произошедшие неприятны, но о них нужно молчать. Сейчас война, не до обид. Попрошу подписать акт о неразглашении.