БОЛЬШАЯ МАГИЯ СБ: Обсуждения. Забирко. Тридцать плюс-минус лет. Повесть "Войнуха". Очень плохо: мужские и женские пола, физиологизм. Столяров громко вламывает. Долгое молчание. Потом все хвалят. Не Столярова. Забирко. Биленкин говорит, что у Забирко магия слова. Столяров ничего не понимает, и говорит Рыбакову с Измайловым, что все понимает.

ХОЖДЕНИЕ В НАРОД Все хотят ленинградцев. Все хотят знать про Экселенца. Ленинградцы ходят в народ, ничего не рассказывают про Экселенца. Но отбирают лучшие рукописи, говоря: "Это для Бориса Натановича". Народ безмолвствует и молча отдает. Зародились планы перейти на шмотки: "Нет ли джинсов сорок восьмого размера, пятого роста? Для Бориса Натановича?" Красной нитью через все бармалеевские дни проходит саранчевая формула ленинградцев "Это для Бориса Натановича". Мысленно: шмотки, газеты, полдники, рукописи, драгоценности. Рыбаков: "Потом привезти все это и вывалить из мешка перед Экселенцем"...

НАСТУПАЕТ ВЕЧЕР Наступает вечер. Ковальчук читает лекцию. Измайлов натихую читает некого Клугера. Измайлов выводит Поднебесную в холл. В телевизоре скачут кони и сообщает ЦСУ СССР. ПОДНЕБЕСНОЙ НЕ НРАВЯТСЯ СТРУГАЦКИЕ! Измайлов гордится своим самообладанием и, гуляючи, ведет Поднебесную за водкой. Говоря, что для Столярова. Но закрыто. Возвращение. В Корпус А. Но закрыто. Куда-то делся Столяров. Тогда идем пить чай к Поднебесной. По дороге - Рыбаков. Тоже идет пить чай. Пьем. Набивается женщин. Рыбаков сажается на кровать. Говорит: "Ничего, что торчат ботинки?" Родились стихи: "До чего же бестолков, этот Слава Рыбаков!" Рыбаков не обижается. Чтобы еще больше не обижался, объясняем: Бестолков = бес! толков! = умен, черт! Рыбаков примиряется.

КВВК - ТЕЛЕПАТ Идем к москвичам. Посиделки. Ковальчук - подопытный в игре "Телепат". Трудно. Он так и не верит. Тогда не говорим ему, в чем собственно дело. Хорошо подыгрывает Бабенко. Все время приходит Руденко и только и делает, что любит выпить.

ОЧЕРЕДНОЙ ЛЯП СТОЛЯРОВА Измайлов идет провожать Поднебесную. Столяров громко и грубо шутит. Поднебесная сереет. Столяров соображает. Поздно! Измайлов говорит Столярову: "Придурок!" Столяров и так это понимает. Но поздно. И вообще поздно. Измайлов провожает. По-прежнему куртуазно. Но имидж ленинградских писателей нарушен. Обсуждаем ляп Столярова сообща с Рыбаковым. Да уж, Столяров!

УТРО. ОЦЕНКА ТВОРЧЕСТВА РЫБАКОВА НАРОДОМ За завтраком обслуга берет меню Рыбакова, вглядывается, мучается: "Это кто писал? Рыбаков! Ну и пишет он!!!" К Рыбакову пристают пожилые женщины, секретари Горького, простые шахтеры. Рыбаков купается. В лучах. Столяров и Измайлов думают, что придет и их черед.

КУТАНИН СВ: Обсуждение. Сергей Кутанин. Двадцать пять лет. Кишинев. Сказочки. Натужные каламбуры, шутки. Ухухухуд-шенный Йион Тихий. Измайлов решает просто сказать: "Очччень мило"... Поднебесная говорит Измайлову: "Ну-ка, вдарь ему как следует!" Куртуазный Измайлов раскрепощается. Вдаряет как надо. Кутанин даже не понимает, что его уничтожают.

ПОДНЕБЕСНАЯ СВ: Обсуждение. До обсуждения Столяров прочел Поднебесную, подогреваемый положительными отзывами обычно беспощадного Измайлова. Столяров сказал: "Да". Столяров сказал: "Все-таки и среди женщин могут быть писатели!" (А где их только нет?! В смысле, писателей!) Вот и на обсуждении. Поднебесную деликатно хвалят. Поднебесная благодарит. Поднебесную деликатно ругает Руденко. Поднебесная благодарит. Она вообще знает все недостатки своей рукописи. О чем и говорит. Правильно говорит.

СНОВА ГРЯДЕТ КОВАЛЬЧУК Снова грядет Ковальчук. Грозится лекцией. Очередной. Мы думаем, что не пойдем. И скрываемся пить. Чай. А там, куда скрылись, неожиданно оказывается Ковальчук. Говорит. Пьем чай. Говорит. Чай кончился. Говорит. Время кончилось. Говорит. Говорит, что пора идти говорить лекцию. Идем. Говорит лекцию. Про атомные ужасы. Измайлов и Поднебесная натихую читают "Пилюлю" Блохина. Не переставая хохочут. Все не понимают, почему под атомные ужасы Ковальчука эти странные хохочут. Говорим, что нервы. Говорим, Ковальчук нарисовал очень жуткую картину - и нервы не выдерживают.

ГРУЗИН ТИПИЧНЫЙ Игорь Минеев - высокий, белокурый, очкастый, лошадинолицый, из Тбилиси. Типичный грузин. Говорит после Ковальчука про конкурс "Не дадим взорвать". Победителей ждет все. Даже Тбилиси. За свой счет. Ленинградские писатели решают, что не будут.

ХАКИ И ПОСЛЕДСТВИЯ Народ читает мордобойный рассказ Измайлова "Хаки". Поднебесная под впечатлением говорит Измайлову, как здорово автор знает все виды восточных борьб. Судя по "Хаки". Автор благоразумно делает длинные паузы, переходящие в полное молчание. Руденко под впечатлением "Хаки" беседует с Поднебесной. Оживленно. Профессионал-майор Руденко размахивает руками. Поднебесная с воодушевлением про каратэ - как историю. Руденко - про то, что вот вдарит и никакое каратэ.

ПЕРВАЯ ИСПОВЕДЬ РУДЕНКО Сидим. Пьем. Снова ходит Руденко и снова любит выпить. Так и делает. Поет громко. Рассказывает про передряги сегодняшних писателей по поводу двухтысячелетней давности. Говорит: "Была идея идиота - помиритесь!" Снова горько поет: "Жизнь невозможно повернуть!" Говорит: "Схожу за стихами". Уходит. Измайлов пользуется и тоже уходит. С ним - Поднебесная, провожаючись. И Рыбаков.

ПРОГУЛКА Беседуем: Тарковский и прррр. Тарковский - бррррр! Нашли общий язык. Скользим. Стоим в беседке. А вот Михалков!.. Ей НЕ НРАВИТСЯ МИХАЛКОВ!!! Ужо ей! Спокойной ей ночи... Рыбаков и Измайлов. Гуляючи. Хорошие мы ребята! Столяров, открой! Не открывает. Думает: Руденко. Убеждается, что не Руденко. Открывает. Профессионально-неожиданно появляется Руденко. Поет про невозможную жизнь. Измайлов и Столяров идут спать, демонстрируя, что идут спать. Рыбаков принимает огонь. Как-то незаметно уходит Руденко.