Евгений был умным, у них оказалось много общих интересов, тем для разговоров, даже ценности в основном совпали. Ещё не полюбив Евгения, Ксения уже почувствовала духовное родство, незримую общность, и однажды совсем не удивилась мелькнувшей мысли: «Из него выйдет хороший муж». И всё-таки удивилась: «Значит, пора выходить замуж?»

Ей ещё не было тридцати, когда они познакомились, а она когда-то планировала обзавестись семьёй после того, как минет первая молодость. Кто-то из старших родственниц однажды в сердцах сказал ей: «Ксенька, не выходи замуж. Ну их, мужиков, к чёрту. Или уж выходи совсем поздно, когда надоест быть одной». И она ценила свою свободу и не торопилась с замужеством, хотя предложения были.

Смешно вспомнить: ей было двадцать пять, когда на улице к ней пристал один молодой грузин. Он был хорош собой, и высок ростом, и осанист, и горделив, и говорил так, будто имел на это право: «Сколько тебе лет? Двадцать пять? Многовато, ну ладно, ты мне сразу понравилась, хочу русскую жену, только ты уйдёшь с работы, мне нужно, чтобы жена всегда была дома. Где работаешь? В институте? Я сразу понял, что ты умная. Это хорошо. Свадьбу сыграем в моём ресторане, человек двести будет. Ты куда идёшь? В архив?! Зачем? Материалы искать? Я тебя подожду. Долго будешь? Всё равно подожду».

Ксения сразу почувствовала в нём много грубой мужской силы, силы зверя, и испугалась этого, вот почему на вопросы отвечала негромко, осторожно, спокойно и доброжелательно, чтобы приставший к ней самец решил, что добыча уже его. В архиве вместо часа она провела столько, сколько смогла высидеть. Уже кружилась голова от напряжения и усталости, а под ложечкой сосало и от голода, и от страха. Выйдя из архива, Ксения с опаской огляделась по сторонам – никого не было. «Слава тебе, господи!» – подумала она, но всю дорогу до дома шла сама не своя. Продолжения, по счастью не было, так как больше они не встречались.

Был и другой персонаж. Однажды отмечали юбилей кафедры – пятнадцать лет со дня создания, все коллеги сбросились, организовали стол, но сначала их запечатлел на память приглашённый фотограф – сидя, стоя, в обнимку, смеющихся, даже толкнувшего речь заведующего долго снимал. Обещал фотографии через день: работы у него много. Принёс толстую пачку – все столпились, разбирая свои экземпляры, обсуждая, какие можно поместить на стенде в коридоре рядом с дверью кафедры, и Ксения вдруг почувствовала на себе взгляд фотографа. Она даже не посмотрела в его сторону: этот субъект был ей совсем не интересен.

Но это было ещё не всё: когда она вышла из дверей главного входа и стала спускаться по широкому крыльцу, её ждал сюрприз: из рядом припаркованной машины вылез дядечка фотограф с цветами и, широко улыбаясь, направился к ней. Ксения даже остановилась на ступеньке: как это неприятно, неловко, и о чём с ним говорить… Но пришлось выдавить из себя любезную улыбку, подойти с удивлённым видом, выслушать тираду о том, как он печатал снимки и не мог наглядеться на неё, так резко выделяющуюся среди коллег своей одухотворённостью и красотой. Какая-то струнка в душе Ксении, конечно, была затронута, женщина почти всегда бывает польщена, когда её выделяют среди других, но такой ухажёр ей совсем не был нужен, и она, перехватив инициативу, произнесла: «Я вам очень благодарна за внимание, цветы отнесу на кафедру. Но прошу вас… Не приезжайте больше, не ищите меня, моё сердце несвободно». Не слушая бормотаний фотографа, Ксения повернулась и пошла обратно на кафедру. Нести цветы домой означало принять ухаживания, так что букет роз остался в общественной вазе. И опять пришлось ждать, чтобы не столкнуться с воздыхателем. Хорошо, что недолго: из окна коридора она увидела, как машина незадачливого поклонника уехала.

Ксения не разбиралась в машинах, но это была «Волга». Когда в её детстве машин на улицах было маловато, а их марок ещё меньше, она научилась отличать только «Волгу» от «Запорожца». Это обстоятельство потом сильно удивляло её подруг и приятельниц, которые хорошо знали множество марок «скакунов», потому что это было мерилом успешности мужчин, знаком или бедности, или обеспеченности, или даже богатства. Ксению данный предмет совсем не интересовал, потому что ей был нужен не богатый, а умный и интересный мужчина.

Был ещё случай, уже в Петербурге. Младшая сестра поступила в Горный институт и жила в общежитии. Когда Ксения приехала туда в командировку на конференцию, то первым делом стала отыскивать свою Аню. Адрес она знала, но среди нескольких одинаковых высоток не сразу нашла нужный корпус. Дежурному на вахте пришлось объяснять цель визита и показывать паспорт, потом искать коменданта, так как самой найти комнату сестры в лабиринте общежития, не зная даже номера, не представлялось возможным. У них тогда ещё не было мобильных телефонов, и связаться с человеком было сложнее, чем сейчас. Комендант принял Ксению радушно, задавал разные вопросы, хвалил Аню, предлагал чай, и Ксении не без труда удалось заставить его объяснить, где живёт сестра.

В лифте ехали одни негры, высокие, иссиня-чёрные, они нависали над Ксенией и с детским любопытством её разглядывали. «Однако…» – подумала девушка. На тринадцатом этаже она вышла, после пары попыток нашла нужный коридор, дверь – наконец-то! Сёстры обнялись, чуть не расплакались, были очень рады видеть друг друга. Обстановка в комнате, правда, была неуютная: беспорядок, тяжёлый запах, а две девушки-соседки бросали на них косые взгляды. Ксения подумала, что Ане, её нежной сестрёнке, нелегко здесь находиться. Но Аня пока держалась.