— Я весь внимание.

— Ты уже решил, как будешь наказывать Секирина?

Игнат Альбертович снова удивился, но не подал виду. Если Хан знает фамилию этого хрена с горы, значит, тоже уже интересовался медиумом, потому что вряд ли тот ему знаком из телевизионных передач. Хан вообще не производил впечатления человека, который смотрит развлекательные шоу.

— Решил.

— Отлично. Я знаю, ты, Штырь, жесткий мужик. Ты никому не спустишь с рук подобное. Поэтому, скажу тебе лишь одно — искать Секирина особо усердно никто не станет. Если только для виду. Так что ты можешь не стеснять себя в… желаниях.

Похлопав оторопевшего Штырёва по плечу, Хан пригласил всех рассаживаться за длинным столом в большом кабинете. Собрание начиналось. Или, вернее будет сказать сходка.

Слушая обсуждаемые вопросы вполуха, Штырь пытался осмыслить что сейчас произошло. Хан практически прямым текстом сообщил, что некто из влиятельных правоохранителей очень заинтересован в смерти Секирина. Заинтересован настолько, что он не постеснялся открыто выйти с этим предложением на негласного лидера Золотой Десятки.

Вообще, изначально Штырёв не собирался кончать этого артиста. Иметь дела с популярными личностями достаточно опасно. Они, находясь в постоянном фокусе журналистского внимания, могут вызвать большой резонанс, который способен сильно повредить делам. Было бы вполне достаточно поставить его на счетчик, раскрутить на пару миллионов или, чего уж греха таить, перетащить на свою сторону.

Чиж как раз уже должен был начать психологическую на Секирина, внушая ему мысли о вине и долге. Но если подвернулся такой шанс, то нельзя его упускать. Ловкачей и хороших бойцов еще много, а репутация у человека одна, и, запачкавшись, отмывается она очень трудно. И преимущественно чужой кровью.

Хан ведь не просто так отвел его в сторону, утаивая разговор от остальных главарей. Это было персональное предложение Штырю отмыть свое запятнанное имя. Если он зажмурит колдунишку, то многие, кто следил за ситуацией, сделают правильные выводы и повтягивают языки в задницы, из-за одного только страха присоединиться к тому в путешествии на тот свет. Игнат Альбертович и ранее об этом размышлял, но на тот момент отмел подобную мысль, опасаясь шумихи и несоразмерных сопутствующих рисков, которые неизменно принесла бы смерть Секирина. Но коли его уверяют, что искать никто не станет… да не просто кто-то, а сам Хан!

Хех, вот же хитрый седой лис! Сам-то он, небось, получил за устранение экстрасенса аванс в долларовом эквиваленте, а Штырю перепало лишь туманное обещание, что никто это дело расследовать особенно рьяно не станет. Но, в конечном итоге, все остаются довольны. Хан при бабле, или что он там получит в награду, а Штырёв сохранит лицо и славу акулы криминалитета, кто, даже не смотря на изменившиеся времена, все еще способен решать вопросы жестко. Штыря такой расклад абсолютно устраивал.

Нужно срочно связаться с Чижом…

***

Чиж и Вагон безрезультатно просидели на парковке остаток дня и всю ночь. Чертов фраер, похоже, не собирался никуда вылезать из своего богатого гнёздышка, и это изрядно их бесило. Особенно Чижевского. Вагон же в его присутствии опасался выражать даже малейшее недовольство, потому что знал, что это может раздраженного подельника спровоцировать на взрыв эмоций, в порыве которых Чиж нередко начинает распускать руки.

А рука у него, надо сказать, была очень тяжелая. Поэтому, напарник просто сидел и помалкивал, внутренне сжимаясь каждый раз, когда Чижевский начинал грязно материться и стучать кулаком по рулю.

Когда у Чижа пикнул входящим сообщением телефон, Вагон не придал этому особого значения. Но после прочтения СМС, негласный лидер их пары хищно осклабился, мгновенно повеселев.

— Слышь, Вагон, мне тут Альбертыч кое-что интересное написал. Планы немного меняются…

Как бы разум не пытался удержать меня дома, а жо… то есть душа тянула на улицу. Промозглая осенняя слякоть, как назло, сменилась ярким солнцем, что так и манило выйти под его ласковые лучи, чтобы насладиться последними теплыми деньками перед приходом какой-то вялой больной зимы, что последнее десятилетие царит в этих широтах. В конечном итоге я сдался, надел любимый костюм и решил отправиться в небольшой вояж по Москве. Просто прокатиться, никуда не заходить, ни с кем не встречаться. В конце концов, в чем принципиальная разница, сижу ли я у себя дома, или в автомобиле?

Спустившись на лифте в подземный паркинг, я воодушевленно протопал к своей Ласточке, ловко крутя на пальце ключи с брелоком сигнализации. Внезапно меня окликнул чей-то голос.

— Прошу прощения! — Я обернулся и стал рассматривать спешащего ко мне крепко сбитого мужчину. Не припомню что-то я таких соседей… — Извините, что отвлекаю, но это ведь вы Сергей Секирин?

— Ну я.

Что-то меня неуловимо настораживало в этом крепыше. Какой-то он подозрительный. И чем ближе он ко мне подходил, чем отчетливее я ощущал весьма скверную смесь паскудных чувств, исходящих от него. Чем-то подобным гнилостным, только в несколько раз слабее, сочились мои школьные обидчики, прежде чем начинали воплощать в жизнь очередную свою задумку.