И я был не совсем я, хотя оставался самим собой и в постели своей квартиры, и в образе бестелесного духа, витавшего над Байкальским трактом, над погребальным костром…

Звонок на сотовый не застал меня врасплох. Я чуть привстал и заранее взял телефон со столика у дивана. Я знал, кто ищет в записной книжке мой номер, но не подозревал, какую мелодию исполнит на этот раз мой непредсказуемый электронный аппарат. Хорошо бы, что-нибудь в тему.

И он не обманул ожиданий, заиграл, глухо бухая ударными и подвизгивая духовой медью, похоронный марш по Марко и Катерине. Я не сразу нажал кнопку с зеленой трубкой, послушал, проникся скорбью… Чушь, конечно. Мне просто приснился сон. Сон и только. Если бы сны имели обыкновение сбываться, мир давно бы перестал существовать. Мало ли что привидится раздраженному, злому человеку? Я, например, когда переем на ночь жирного или, хуже того, с перепоя, регулярно вижу во сне Светопреставление в таких, порой, извращенно-садистских формах, что Иоанн Богослов со своим Апокалипсисом отдыхает, не серьезнее он пацаненка в песочнице с игрушечной лопаткой…

Я взглянул на дисплей. Так и есть — Анна Ананьева, переводчица-москвичка.

— Слушаю вас, Анна.

— Добрый вечер, Андрей.

Ага, добрый… Двух человек я только что укокошил и спалил живьем. Пусть и во сне. Добрее не бывает.

— Хотя, как сказать, добрый… — продолжила переводчица, будто меня телепатически подслушав. — Дело в том, что директор фильма уволен…

— Я слышал эту историю.

— У французов, кстати, в штатном расписании нет никакого директора, есть помощник исполнительного продюсера… Так вот, завтра из Парижа вылетает в Москву новый, чех по национальности, со знанием русского языка и российских условий. Но пока он доберется до Иркутска, мадемуазель Каро выкручивается одна… Как у вас, Андрей, с подготовкой улицы?

— Все о’кей, — блеснул я своим отсутствующим английским.

— Хорошо. Если вы свободны… — Анна Ананьева сама себя перебила: — Нет, надо рассказать все по порядку. Два часа назад режиссер с оператором-постановщиком были на натуре, которую будут снимать сразу после вашей улицы, тем же утром. Оператор требует, чтобы в одном месте росло три елки.

Я не мог уяснить, что им от меня-то надо?

— Ну и пусть растут. Я-то при чем?

— Там их нет, — пояснила москвичка нервно. — Надо их где-нибудь поблизости срубить…

— Срубил он нашу елочку под самый корешок! — пропел я прочувственно.

Анна не прореагировала. Вероятно, у маленьких москвичей в новогодние праздники принято петь совсем не те песенки, что у русских. Вероятно, они поют: «Джингл бэлс, джингл бэлс…» или какую-нибудь другую североамериканскую фигню…

— Повторяю: надо срубить три елки и поставить их туда, куда указал оператор. Для ракурса.

До меня наконец дошло:

— Понял. Жоан хочет, чтобы я это сделал!

— Вообще-то это работа художника-постановщика, вашего земляка, но я уже час не могу до него дозвониться. Если вы не хотите, чтобы у него возникли неприятности…

Я разозлился. Что эта Ананьева говорит со мной, как с врагом каким-то? Обиделась? Ну так хрен с ней.

— Анна, не надо меня пугать. Я все и без того сделаю. Завтра сразу после съемок улицы Грязнова поедем и…

— Исключено, — отрезала вредная москвичка. — Все должно быть сделано сегодня.

— Я все успею утром. Какой смысл ехать на ночь глядя?

— Никакого, — согласилась Анна. — Но Жоан сразу же заплатит вам сто долларов. Много времени займет срубить три двухметровых елки и переставить их на десять метров?

— В час уложусь.

— Мадемуазель Жоан вас увезет, подождет, пока вы работаете, и привезет обратно. Сто долларов. Вы согласны?

Я, конечно же, был согласен. Я бы и даром все сделал ради очаровательной француженки. Но если предлагают деньги… Бьют — беги, дают — бери. Народная мудрость. Жоан же их не из собственного кармана платит. Не мне, так кому-то другому.

— Когда вы за мной заедете?

— Заедет за вами мадемуазель Каро. Ананьева была раздражена, и это было заметно. — Мне-то там что делать? В какое место переставить елки, она вам покажет. Догадаетесь, надеюсь?

Я даже ответить ей забыл… Значит, Жоан будет одна… Интересное кино. Я, она, ночь и сибирская заснеженная тайга. Многообещающее начало… А дальше — видно будет. Чем черт не шутит… Действительно, чем?

А с Анечкой можно встретиться отдельно в менее экзотической обстановке…

Теперь, после кошмарного сна с двумя заживо сгоревшими телами, я почему-то был — само вожделение. Даже и не подозревал в себе подобной некрофилии.

— Так вы согласны? — прервала мои мысли москвичка.

— Да, — ответил я коротко, потому что и без того, как паровоз, с присвистом сопел в трубку.