Я встал возле двери, облокотился о нее и смотрел, слушал, чувствовал.

Я будто присутствовал на спектакле, наблюдая со стороны, на расстоянии, не принимая участия в происходящем действе, не будучи ни актером, ни статистом.

Окружен людьми и вместе с тем не среди них. Вот же скукотища. Суета.

Иногда чувство скуки и суеты усиливает мою тревогу. Все посетители не были мне подобны, я отпустил себя, сдался, и как не странно, в этот миг я перестал понимать значения слов, которые произносили люди в подполье. Как будто они разговаривали на незнакомом мне языке. (Как же шумно) Все это было не реальностью, а лишь призрачным видением, иллюзией. Мне приходится быть в своих мыслях, потому что по сути дела, быть больше негде! Моя душа лишь звук в чужих ушах.

Я опьяняюсь бредом мечтанья.

Тем временем. Я всё в суете смотрю на посетителей, закручивая свой ус на тонкий палец своей руки, и размышляю: «Я здесь за всем приглядываю, люди доверяют мне».

Как вдруг я почувствовал толчок в спину. И, по всей видимости, этот толчок был настолько силён, что он оттолкнул меня от проёма двери, и я чуть не упал.

Когда я обернулся, я увидел наглую физиономию месье Монсара.

— Не стой в дверном проходе, принцесса, ты мешаешь мне пройти!

Что за черт?! Я встряхнулся, переполненный злобой на Монсара, и сухо ответил:

— Что вы себе вообще позволяете?! Не обязательно толкаться было. – Крикнул я в ответ.

— Не надо стоять в проходе, черт побери!

— Не надо было толкаться! Это не красиво.

— Ты стоишь в проходе и бубнишь что-то сам себе под нос! Ты мешал мне пройти!

Иди, разговаривай сам с собой в любом другом месте! Только не в дверном проходе!

— Вы могли просто окликнуть меня, но не толкаться же.

Неожиданно Монсар подошёл ко мне впритык, и посмотрел на меня своим единственным глазом. Его глаз словно был заполнен злостью. Он всё пристально смотрел на меня. На миг мне показалось, что он видит этим глазом всего меня насквозь. Все мои страхи, все, что я скрываю; все, о чем я думаю; все, что я никогда некому не показываю.

Монсар, тихо произнес, настолько тихо, что это нельзя даже назвать речью.

Это была словно вибрация, звучащая у меня в голове:

— Я вижу тебя насквозь. Не связывайся со мной, молокосос. Ты единственный работник заведения, который только бездельничает здесь, и разговаривает сам с собой. Не стой у меня на пути. Тем более не стой в дверном проходе, принцесса.

Монсар выговорился мне, и тут же ушел, а я всё так и стоял в ступоре.

Ой-ой, я что обосраться от страха должен был? Вот же черт неуравновешенный!

К чему мне этот негатив? Я просто сделал вид, что ничего не произошло, и вернулся осматривать заведение и его посетителей.

Неожиданно мои глаза заметили в зале незнакомое лицо, и чтобы вырвать себя из этого странного состояния, я решил обслужить клиента одетого в белоснежную длиннющую рубашку и таком же белом тонком платке на голове, что свисал ему до плеч.

— Здравствуйте сэр, чего изволите?

— Ас-салям алейкум. Я жду, когда мне подадут панду. Я приехал из самой Саудовской Аравии сюда, чтобы попробовать панду в вашем заведении, известном на весь мир.

–– Конечно-конечно. Но вам придётся немного подождать. Панда долго готовится. Сегодня это наше главное блюдо. Вскоре её вывезут на всеобщее обозрение, а потом вы сможете приступить к пиру.

— Я подожду столько, сколько нужно, хоть до самого судного дня.

— Что? Мне не послышалось или вы сказали судного дня?

— Вам не послышалось. Вскоре будет судный день. Отцы бросят жен своих, а жены будут есть детей своих. Люди забыли Аллаха. После чего, Аллах заставил людей забыть самих себя. Все забыли самих себя. Все мы уже мертвы, и ожидаем судного дня.

— Мертвы? Что вы имеете в виду? – Ну и на кой черт я переспрашиваю этот услышанный мною бред?

— Все в Мире предрешено великим Аллахом, даже мое появление здесь в вашем заведении и моя беседа с вами. Все не постоянно, в конечном счете, все формы растворятся и изменятся.

— Ну, понятно. Что ж, мне пора, сэр. Остальные клиенты ждут. Ваш заказ вскоре подадут.

Чудесно-чудесно, сегодня вечер Панды.

Я видел это существо на кухне. Оно и в правду милое, даже жалко его.

Но наш шеф-повар Монсар не знает жалости, он профессионал.

— Пошевеливайтесь! Слабокам не место на моей кухне! Живей-живей!

Я уже удалялся, как услышал, что меня кто-то зовет, при этом крича мне: Официант!

Я не официант! Но если этот мудак не прекратит щёлкать своими пальцами и кричать, то я могу и не сдержаться.