Вымывшись и тщательно выскоблив щетину источенной опасной бритвой, Олег переоделся в пожелтевшее от старости, но чистое белье допотопного фасона, то что еще с завязками, потом быстро похлебал жиденькой овсяной кашки и опять завалился на диван.

– Сначала пришла к власти эта старая сука, - начал он вслух озвучивать кое-какие сведения оставшиеся в памяти.
– И сразу стала базарить с нашим на повышенных тонах. Потом случился Старопетровск, затем провокации на границе...

Каким-то загадочным образом, Олег прекрасно помнил события недавней истории, при этом, напрочь потеряв из памяти многие эпизоды новейшей, уже после Песца. А о себе забыл вообще все, разве что за исключением имени. Да и то, особо не был уверен в его подлинности.

– Сука!..
– он с досадой хлопнул ладонью по одеялу.
– Ну не мог я в эту дыру заявиться просто на экскурсию. Мля... поехали с самого начала...

Промучившись еще час, Олег довел себя до дичайшей головной боли, но так и ничего не вспомнил. Зло выругался, тяпнул мензурку микстуры и почти сразу забылся мертвым сном.

ГЛАВА 2

Псковская область. Пырьев. 16 апреля 2024 года.

Олег благополучно проспал всю ночь и увидел первый в своей жизни сон. По крайней мере - ему так показалось. Сон абсолютно непонятный и нестрашный, но все-таки сон.

Генрих Львович заявился к двенадцати дня. Весь какой-то помятый и вовсю благоухающий ароматом сивухи, разбавленной чем-то приторным, слегка похожим на запах духов 'Красная Москва'.

К этому времени Олег уже успел исследовать обиталище и даже нажарить картошки с салом, попутно обнаружив приличные запасы продовольствия, неплохо оборудованную операционную с лабораторией в боковой комнатушке и полное отсутствие оружия, кроме кухонного ножа и ржавого топорика.

– Уф-ф... уважил Олег Михайлович, - ветеринар закинул в рот последнюю шкварку и сыто рыгнул.
– Короче, теперь готовка будет твоей почетной обязанностью. Ну... как ты тут без меня? Вспомнил чего?

– Нет.

– Как чувствуешь себя?
– Генрих Львович поколебался и достав бутылку из шкафчика, плеснул себе в стакан мутноватой жидкости.
– Голова болит? В глазах не плывет?

– Нет.

– Это просто чудесно, - обрадованно заявил ветеринар, опрокинул в себя стакан и отдышавшись просипел.
– Тут я тебе одежки принес. Негоже в одних подштанниках шастать.

И подвинул ногой к Дееву грязноватый объемный мешок.

'ВСР-93, он же 'Дубок', он же 'Барвиха', он же 'Арбузня'...
– автоматически определил Олег, доставая из мешка застиранную теплую камуфляжную куртку с рисунком напоминающем листву молодых березок и такие же штаны, - и тут же насторожился.
– А откуда я это знаю?'.

Помимо куртки и штанов, доктор притащил домашней вязки шапку, типа 'гандон', растянутый и местами прохудившийся свитер, с рисунком, изображавшим почему-то зеленых пингвинов, и потрескавшиеся от старости туристические берцы сорок восьмого размера, какой-то неопознанной гражданской модели.

'Хотя бы чистое...
– невесело подумал Олег, примеряя ботинок, - на безрыбье и сам раком станешь...'.

– А вот все это, не входит в комплект мой благотворительности, - прокомментировал ветеринар.

– Сколько?
– выдохнул Деев, уже давно готовый к такому повороту событий.

– Не в деньгах счастье, - скорбно вздохнул ветеринар.
– Сочтемся со временем.

– А вы не боитесь, что я могу...

– Свинтить, не расплатившись?
– иронично улыбнулся Генрих Львович.
– Или того хуже, предварительно проломить мне башку, в отплату за добро? Нет, не боюсь.

– Почему?

– Потому, - отрезал ветеринар.
– Уж за свои-то годы, я как-то научился разбираться в людях. К тому же, хоть у тебя с головушкой и проблемы, идиотом ты не выглядишь. Ладно, устроим сеанс вопросов и ответов. Может и вспомнишь чего. Что интересует в первую очередь?

Олег сразу даже растерялся. Хотелось узнать очень многое и сразу. Но он справился и задал первый вопрос:

– Расскажите мне об этом городе.

– Городе?
– задумчиво переспросил Генрих Львович.
– Отчего бы и нет. Главное достоинство этой помойки в том, что здесь родился и прожил всю свою жизнь, некий Майер Генрих Львович, то бишь - я.

– И был здесь во время того как...

– Ну а где же еще?
– ветеринар коротко хохотнул.
– Когда в сентябре семнадцатого ебнуло неподалеку от Старопетровска, я как раз принимал роды у Дездемоны. Между прочим, айширской породы была телушка. Чистокровка. Сдохла, зараза...
– грустно добавил он и потянулся к бутылке.
– Но тогда всю зразу назад в Эстонию ветром унесло, почитай треть страны им враз испоганив. И поделом талапонцам*. Ибо нехрен.

талапонец - презрительное прозвище эстонцев. Было дано им русскими, проживающими на территории Эстонии. До начала XIX века и периода 'национального движения' у эстонцев не было национальной интеллигенции или дворянства, эстонцам отводилась роль исключительно крестьян, батраков, наёмной рабочей силы. Отсюда и прозвище, намекающее на более низкий социальный статус эстонцев в период правления в Эстонии немцев, датчан, шведов и Российской Империи.

– Ибо нехрен, - неожиданно для себя согласился Олег. Никаких личных причин ненавидеть эстонцев он в себе не нашел, но от новости испытал достаточно положительное чувство.