Он выглядел, как вернувшийся из разведки усталый боец, которого командир срочно посылает еще раз брать никому не нужного языка.

— Добро, — Софья выключила свое искусственное негодование и села. — Ладно, отдыхайте. А я пока попрошу Головастова, чтобы он в вашем регионе осмотрелся. Он ведь ваш сосед, не так ли? Как ваше мнение? — последнее было спрошено тоном прямо-таки медовым.

— Положительное, — ответил за Вика Станислав Ольгердтович. — Головастов — лучший эмпат. Если есть что-то серьезное, он это вмиг обнаружит.

— Ну вот и утрясли, — Софья пододвинула себе по столу какую-то папку. — Можете идти.

За пределами домика Софьи Станислава Ольгердтовича прорвало.

— Вот с-с! — произнес он с чувством, но сдержался, только достал трубку и нервно закурил.

— Головастов заметит, — хмуро подтвердил Вик. — Чтобы Головастов — и не заметил! Эх, да мне уже все равно… прятали, прятали… раньше смерти не помрем.

— Вы мне все расскажете, — сказала Лена чуть не плача, — вы мне все обязательно расскажете! Что за шабаш, что это за люди, в чем дело… что у вас за секреты.

— Мне вы тоже должны, — сурово сказала Карина. — Я промолчала. Покрыла вас. Но это не просто маленький шабаш. Это серьезно. Это очень серьезно. И это вы виноваты. Из-за вас чуть ясновидящую — да не просто ясновидящую, а Основу! — не грохнули, и мою ученицу тоже. Имеете в виду, я поступилась своими принципами только из-за Улшан. Догадываюсь, что она тоже была в этом замешана.

— Хорошо, — сказал Вик заторможено. — Все расскажем. Все.

Они уже отошли порядочно от домика администрации, забрели куда-то в аллею. Вик внезапно остановился, обернулся к Лене.

— Прости меня, — сказа он, покаянно склонив голову. — Я… так виноват перед тобой, что не знаю, как и загладить вину. Я… ну, хочешь, на колени встану?..

— Не вздумай! — испуганно воскликнула Лена.

— Корнет как всегда склонен к театральности, — Станислав Ольгердтович вынул из усов трубку и наклонил голову. — Но я вынужден повторить его слова. Мы очень виноваты перед вами. И не только перед вами.

Ветер нес через аллею лепестки яблонь, и они терпко пахли бензином. А может быть, это просто запах остался в Лениных волосах.

— Трусы, — холодно сказала Карина. — Если это то, о чем я думаю, то вы трусы.

— Да… — сказал Станислав Ольгердтович. — Мы дважды трусы. Потому что, когда неделю назад, ты, Лена, совершенно случайно встретила Тамару и спросила нас… надо было сказать тебе сразу. Нельзя было лгать.

— Тамару?.. — Лена не сразу поняла.

— Женщину с коляской, — хмуро пояснил Вик, глядя в пол.

Почему мы с Ольгой так никогда и не были вместе?.. Не знаю. Сложно сказать. Вероятно, виноват был я, ибо не приложил достаточно усилий. С другой стороны, мне казалось, что сделать что-то — будет ниже моего достоинства. Они никогда не выглядела по-настоящему заинтересованной во мне.

Наш последний разговор я отчетливо помню.

…Шестнадцатилетний юноша звонит в дверь. Неуютный подъезд типовой девятиэтажки, железная дверь отгораживает тамбур на две квартиры. За дверью горит свет — уже поздно, больше десяти вечера. «Порядочные люди, — говорила мама, — в такое время в гости не ходят…»

Сергею давно уже плевать на то, что говорила мама. Она не обладала мудростью. Она не имела доступа в бесчисленные миры, что открывались его взору. Она не шла Вратами Семи Сфер, она не призывала проклятья ночи на головы неверных… могла ли такая женщина считаться его матерью?.. Могла ли вообще вся эта жизнь, столь пресная и обыкновенная, считаться его жизнью, в то время как он прикоснулся к иным, гораздо более впечатляющим областям?..

Он знал, что он сделает сейчас. Он последний раз поговорит с Ольгой, и он гордо откажется от нее… Ибо в этот день он отказывается от всей своей предыдущей жизни. Сегодня в полночь будет шабаш, где его посветят. А потом он уедет… он сам не знал, куда. Не заходя домой. Не оставляя по себе вестей. Одинокий и гордый в этом мире обожравшихся посредственностей.

Но Ольга… Он не мог уйти, не увидев ее еще раз.

Она открыла дверь и остановилась на пороге. Слегка встрепанная — должно быть, валялась на диване, читая книгу, — в домашних шортах с пятнами известки, линялой футболке и накинутой на плечи шали. Лицо, как всегда, непроницаемо и ничего не выражает.

— Сегодня я ухожу, — он старается, чтобы его тон был скучающим. — Помнишь, я говорил тебе.

— Помню, — Ольга зевает. — Все?.. Ты пришел попрощаться?..

Сергей неловко кивает.

— Прощай, — она пожимает плечами и разворачивается, чтобы уходить.

И тут его гордость дает трещину.

— Постой! Мы же… мы же с пятого класса дружим! Разве это для тебя…