Мы побежали по дороге, а тетя Соня сорвала несколько веток крапивы и припустила следом. Наталка явно пошла в мать – тетя Соня быстро нас догоняла. Про боль в ноге я забыла, но мы были босые, поэтому тетя Соня имела преимущество. Но все равно – я никогда не видела, чтобы женщины так быстро и по-спортивному бегали. Пару раз мать настигала Наталку и лупила ее по попе крапивой. Один раз досталось и мне.

Так, рысью, мы добежали до дома.

– Завтра сядешь шить наволочки и простыни! – заорала тетя Соня, оказавшись в собственном дворе. Она думала, что теперь может кричать вволю, но ее слышали не только соседи, а целая улица. – И пододеяльник новый сошьешь! Из-за швейной машинки не встанешь! Я тебя к ней веревкой привяжу! Позорище! Как ты могла такое вытворить? Да все село только о вас и говорит! Что вы устроили? А ты! – тетя Соня накинулась на меня. – Завтра же отправлю телеграмму твоей матери. Пусть забирает! Мало мне одной несносной девчонки, так еще ты мне на голову свалилась!

Я заплакала. Наталка насупилась. С одной стороны, было очень приятно, что тетя Соня меня не выделяет и мне досталось так же, как Наталке, – наравне. Но с другой, я же отказывалась выступать, не знала, что так будет. И уж совсем не ожидала того, что тетя Соня попросит маму меня забрать. Я не хотела уезжать от тети Сони и Наталки и подумала, что меня выгоняют ни за что. Мне стало так плохо, как не было даже тогда, когда мама оставила меня здесь. Я плакала оттого, что могу остаться совсем одна, за воротами. И куда я пойду? К тете Тамаре тоже нельзя – она была не меньше зла, чем тетя Соня. Неужели мне придется возвращаться на вокзал? Я ведь была не виновата! Это все Наталка! С другой стороны, никто меня не заставлял. Я сама захотела новые нитки, поэтому и согласилась на концерт. Да и Наталку подвести не могла. Ведь она назвала меня своей сестрой, как я могла ее предать?

– Я хотела ниток, – прохлюпала я.

– Ничего не хочу знать! Вы, обе, хоть понимаете, какой это позор? Ну ладно ты, Каринка. Вернешься в город. А Наталке здесь, в этом селе, жить! И все будут говорить, что она в неприличном виде танцевала неприличные танцы.

– Это индийские танцы! – подала голос Наталка.

– Молчи, умоляю, иначе я за себя не отвечаю. Ты не только простыни будешь шить, ты будешь вести себя как нормальная девочка – я отдам тебя в музыкальную школу. Поняла? И никакой дружбы с мальчишками! Ты не себя, ты меня опозорила! И своего отца! Он сам виноват – давал тебе слишком много свободы. Но ты же знаешь – один проступок, и все! Тебе еще жить! Замуж выходить! Ты скоро станешь девушкой! Что о тебе будут думать? Что обо мне будут думать? Какая у меня дочь растет? Распутная? Которой только танцульки и кино нужно? Которая только и умеет, что бедрами при всех вилять? И как вы посмели взять занавески, простыни и подушку? Это мои занавески, мои простыни и моя подушка! Это мое приданое! Как ты посмела взять без спросу? Не могла подойти и спросить? Ты не просто меня опозорила, ты еще и украла! Видеть тебя не хочу! На глаза мне не попадайся! И огонь! Вы что, не понимаете, что могли обгореть? Или сгореть? Что бы я тогда делала? Это же опасно, в конце концов! А если бы ветер подул и огонь на вас перекинулся? А на других людей? Там же дети были!

– Мамочка, прости, я не хотела. Правда. Я думала, будет весело. Каринка нитки на салфетку новые хотела. А я ножик. Мальчишкам нужен был фонарь и шина. Не ругайся! Я не хотела тебя позорить! Мы ничего не сделали плохого! Каринка, скажи! – Наталка хоть и не плакала, но была сильно напугана.

– Я же не прошу многого, – не могла успокоиться тетя Соня. – Я же за вас несу ответственность. Разве вы не понимаете, что мне каждый день страшно: только и думаю о том, что с вами что-то случится. Карина, как я буду твоей маме в глаза смотреть, если с тобой беда приключится? Вы об этом подумали? А ты, Наталка, уже не маленькая. Ну ты же знаешь, что нашим женщинам только дай повод сплетни пустить! Рано или поздно ни я, ни тетя Тамара, ни папа не сможем тебя защитить.

Я сидела на земле, обхватив колени руками, и плакала. Моя жизнь была кончена. Тетя Соня больше не будет меня любить, она пошлет телеграмму маме, и она тоже не будет меня любить, раз я так плохо себя вела. И где я буду жить? Неужели тетя Соня прогонит меня на улицу? Я ведь не Наталка, которая знает всех в селе и может зайти в любой двор. У меня никого нет, кроме тети Сони и дяди Давида. И еще – тети Тамары. А если тетя Тамара тоже меня прогонит? Тогда куда мне идти? В шалаш, который ребята построили? Но у всех были родители, которые беспокоились. А за меня кто будет волноваться? Кто меня будет искать? Никто. Да и тетя Соня будет только рада от меня избавиться – я ей столько хлопот доставляю. Без меня ей станет легче.

Я рыдала уже взахлеб, не могла остановиться, оплакивая свою печальную жизнь и несчастную судьбу. Я подняла глаза и увидела, что Наталка тоже плачет. Никогда я не видела ни одной слезинки на ее лице. Даже когда ей было больно.

– Мамочка, пожалуйста, я все сделаю, что ты скажешь. Буду в юбках ходить. Только не прогоняй Каринку. Она не виновата. Это я все придумала и ее подговорила. Ты же знаешь, что она ничего не понимает. Она пропадет без меня. Не ругай ее. Лучше меня ругай!

Я зарыдала с новой силой и кинулась к Наталке – она была мне настоящей подругой, сестрой, которая встала на мою защиту. Мы обнялись и плакали уже вместе, укалывая друг дружку мишурой.

– Дай я сначала на ногу ее посмотрю, потом выгонять будешь. И прекрати орать – тебя в конце улицы слышно. – В ворота зашла тетя Тамара, которая тяжело дышала. – Ноги бы вам вырвать, бегаете как козы. Поспей за вами. Ты, Соня, прежде чем орать, хоть бы на ребенка посмотрела. Она же кровит вся. Неужели не видишь? Что ты на меня так смотришь? Да наплевать мне на твои воспитательные беседы. Ее вылечить сначала надо, а потом воспитывать. Где твои глаза? Совсем уже? Ее кровь по всей дороге. Ну-ка, дай сюда ногу, Каринка. Прекрати плакать, сейчас будет больно. Терпи. Наталка, неси воду. Горячую. Быстро, я сказала! Соня, возьми вату и смочи аракой. Что ты встала? Вата с аракой! Бинт! Полотенце! Наталка, мою сумку принеси! Соня, ты хочешь, чтобы Каринка ногу потеряла? Идиотки, обе. И ты тоже! – тетя Тамара дернула меня за ногу. – Не могла в обморок упасть, что ли? Вы, две, не видите, что у нее нога как у слона уже? Карина, ты сколько терпела? Соня! Марганцовку мне! И скажи Давиду, чтобы звал Георгия! Прямо сейчас. Шить надо. Я не могу – руки не слушаются. Что стоите?

Тетя Соня с Наталкой подскочили и побежали. Я не чувствовала боли. Вообще ничего не чувствовала. Только тепло рук тети Тамары и Наталкины руки, которые держали мою голову. Я знала, что меня никто не прогонит. Мне не придется жить ни в шалаше, ни на вокзале. И это было счастье. Я закрыла глаза.

– Каринка! Очнись! – Тетя Тамара хлестала меня по щекам. Я хотела спать, провалиться в сон. Я слышала, как тетя Тамара кричит и велит тете Соне принести отвар. Но мне было все равно. Я была дома. Меня никто не выгонял. Рядом были Наталка, тетя Соня, дядя Давид, тетя Тамара и еще какой-то мужчина. Но его лицо я уже не запомнила. После того как я выпила отвар, сразу же уснула.