Фёдор Иванович (глубоко, горестно вздыхает, снова опускается перед ней на корточки).Зина, послушай меня. Ты ничего не добьёшься...

Зинуля (перебивает).Добьюсь! Я теперь точно знаю... Добьюсь!

Фёдор Иванович. В лучшем случае тебя, как дурочку, обведут вокруг пальца... Устроят спектакль...

Зинуля. Какой спектакль?

Фёдор Иванович. Обыкновенный. Того же Петренко вызовут и скажут ему: «Старик, мы тебе верим, но ты же видишь... Дурь ей в голову ударила, сидит там. Поэтому мы тебя просим – признайся, скажи – было, а мы тебе объявим выговорок, о котором ты можешь тут же забыть. Лишь бы её убрать оттуда. А потом мы её спровадим... Найдем способ. Она долго на растворном не будет...» Тебе нужна такая победа? А другой не будет! Это лучший вариант, который тебя ждет! Пойми: ты – человечек особенный, редкий, прекрасный человек! Но ты живешь по одним законам, а многие – по другим. Для них самое главное – побольше заработать, жить лучше, богаче. И этой своей лучшей жизни они добиваются, приспосабливаясь к тем условиям, которые их окружают. Почему, скажем, Петренко халтурит? Потому что на стройке транспорта не хватает! Если бы хватало, в его услугах никто не нуждался бы. И он тогда вкалывал бы за милую душу у тебя на растворном. У него просто выбора не было бы! А если бы этих «жигулят» было вдоволь: бери – не хочу, тогда вообще этой истории и в помине не было бы! Надо же смотреть в корень, а не сражаться насмерть с отдельно взятым подонком Петренко. Они живут так, как их учат обстоятельства: и Петренко и твои подруги. И твой Виктор Николаевич. А ты живешь, как учит Лев Николаевич! Это прекрасно, конечно. Я тебя не призываю переучиваться. Но ты должна знать – таким, как ты, всегда будет плохо, трудно и больно. Всегда! Это твоя судьба, девочка. Да, характер человека – судьба. С женой можно развестись, с чужим характером... А со своим характером не разведёшься. Думаешь, я глупее Виктора Николаевича или других? Не глупее, уверяю тебя. Просто моя душа через какие-то вещи переступить неспособна – поэтому я по технике безопасности... Оклад сто сорок рэ! А что делать? Или – или. Надо выбирать. И надо себя знать... И как-то с достоинством нести свою судьбу. А не впадать в истерику, усаживаясь на первый попавшийся пенёк. Так пеньков не хватит!.. Отступить вовремя – это тоже мужество, Зина. Сохранив себя, свою душу, свою честь. Я же тебе не враг, прожил в два раза больше тебя, что-то понимаю. Поэтому я прошу тебя – встань и забудь! Слышишь?

Зинуля (непоколебимо).Нет!

Фёдор Иванович. Я прошу тебя, как просил бы свою сестру, своего сына – поедем! Это глупо – здесь сидеть. Глупо! Глупо! Глупо!!

Зинуля. Нет! Нет! Нет!

Фёдор Иванович. Тогда извини. (Поднимается).В таком случае, если не возражаешь, я воспользуюсь твоим предложением: скажу Валентине Семеновне, что я сюда не поехал... Передумал...

Зинуля. Аааа... аааа...

Фёдор Иванович. И тебя попрошу, в случае чего подтвердить: меня здесь не было. Договорились?

Зинуля. Аааа... аааааа... ааааа!..

Фёдор Иванович. Последний раз прошу и советую – поедем.

Зинуля не отзывается, плачет.

Фёдор Иванович. Тогда прощай. (Поворачивается, чтобы уйти).

Зинуля (стонет).Аааааа... ааааа... ааааааа!..

Зинуля стонет все пронзительнее, и Фёдор Иванович, не выдержав, останавливается. Какую-то секунду кажется– он сейчас вернется. Но нет, вобрав голову в плечи, ссутулившись, пошагал дальше.

Зинуля. Ааааа!.. Ааааа!.. Ааааааааааа!..

Коридор женского общежития. Нина и Юра в том же углу, в той же позе. Из комнаты доносится хмельное пение, женский и мужской голоса тянут старинную песню. День рождения, хоть и несколько поприглушеннее, не так звонко, но продолжается. Появляется взволнованная Валя.

Валя. Нинка! Ну, Нинка! Ну-ка, оторвись от него, иди сюда!

Нинка неохотно расстается с Юрой, подходит к Вале.

Валя. Он к ней не поехал! Что делать будем?

Нина. Как не поехал?

Валя. Так. Сейчас вызвал меня: «У нас, говорит, с Зиной позавчера произошел полный разрыв. Я подумал и решил не ездить. Я прошу, говорит, чтобы ни случилось, моё имя не упоминать... У меня семья...»

Подходит Клава, нагруженная грязной посудой.

Валя (Клаве).Он к ней не поехал! Что делать будем?

Клава. Как не поехал? Почему?

Валя. Потому! Какая разница – почему? Что делать будем? Лес же, ночь! Надо поехать туда, побыть с ней до утра!

Нина. Ну, поезжай! Что ты всех агитируешь... Поезжай! Автобусы ещё ходят. Я не поеду! Она же будет измываться, отгонять, прогонять, «хочу сидеть одна!».

Клава. Может, начальнику позвонить?

Нина. Да не надо ни звонить, ни ездить туда! Надо сходить к Петренко на квартиру. Кроме него никто её оттуда не вытащит!

Клава. Ну, пошли!

Квартира Петренко.

Петренко в мягких домашних тапочках, в новеньких синих трикотажных штанах, в майке; за ним– его жена, полноватая женщина, завитая, в цветастом халате.

Петренко (встречая девушек).О, какие гости! Что стряслось, девчонки?

Клава. Зина до сих пор сидит в лесу! Надо что-то делать!

Петренко. Во даёт! (Смеясь, поворачивается к жене).Ты слышишь? Она ещё там сидит! Я тут жене рассказал, пришел с работы, так она чуть со смеху не подохла!

Жена Петренко. Она у вас не больная?

Нина. Не больная, но болеет!

Клава одернула Нину.

Нина (отмахнувшись).Да ладно!

Петренко. Ну, садитесь, в ногах правды нет. (Отодвигает стулья).Я был уверен, вы забрали её, она давно дома...

Девушки рассаживаются вокруг стола, Петренко садится на диванчик, рядом с ним опускается жена. Видно, что Петренко и его жена– одно единое, именно две половинки, а не каждый сам по себе, видно, что в этом семействе царит полное доверие, никаких скандалов, никаких ревностей– глупостей, все прочно притёрто, все навек.