Снова Рой передыхает, греет руки. Теперь можно и перчатки натянуть, да ладно, зачем их об землю рвать? Ему видно, как из-за куста позади грузовика вылетает большая птица. Кто это, сокол? А может, ястреб? Если ястреб, может кинуться на меня; ничего, обману. Перси и его жилище не выходят у Роя из головы, и, когда он снова пристально вглядывается, стремясь разобрать по взмаху крыльев и по полету, какая это птица, ему вдруг с удивительной ясностью открывается совсем иное: истинный смысл рассказа Перси.

А истинный смысл заключается в том, что тот обойщик, художник-оформитель, маляр или как его там — не существует.

Нету в природе никакого такого подрядчика, никакого такого дельца, никакого человека из Годрича нет. Это Рой и есть. Не маляр, а художник, что вывески пишет. И не из Годрича, а из Логана. Совсем недавно он, Рой, продал дрова гостинице «У реки». Пусть и не в виде контракта, но имеет разрешение на рубку леса в этих местах. Отсюда-то и завертелась вся канитель. Дальше — больше: тьму, мол, дров в день продает! У нас и прежде чего только про эту гостиницу не болтали. Чуть деньгами запахнет, непременно слух подхватят да приврут с три короба. В наших краях полно мастеров невесть что рассказывать — что было, а пуще чего не было.

И бульдозер никакой не появится, и стольких людей с пилами тут не соберешь, а значит, спасены они — и ясень, и клен, и бук, и дикая черешня, и боярышник — никто их не тронет, никто, кроме него самого да местного лесничего, не оставит на деревьях зарубки.

С этой минуты сознание Роя переключилось на это открытие и заработало так четко, как никогда прежде, представляя все в исключительно благополучном виде. Рой уже позабыл нелепость, приведшую его к травме, теперь исполненный ликованием, он готов бесконечно ползти к грузовику, к счастливому завершению невзгод. И он снова ползет вперед, и никаких угрызений в том, что поверил слухам, — к чему огорчаться, нервничать, копаться в происшедшем? Роя переполняет победное чувство: он справился. Слава богу, все позади!