Кроме того, на гранях кристалла алмаза в лупу хорошо заметны так называемые «треугольники». Уроженец Южной Африки и высматривал их на камнях, желая убедиться, что это не кусочки стекла, обработанные пескоструйкой, и не кристаллы кубической окиси циркония — самая распространенная их имитация.

В тот же самый час в самом центре Остина собралось множество людей. Сенатор Беннетт Р. Хэпгуд поднялся на специально сооруженный помост и с удовлетворением оглядел толпу.

Купол Законодательного собрания штата Техас сверкал в лучах утреннего солнца. По величине здание уступало только вашингтонскому Капитолию.

О намеченном событии широко оповещалось заранее, денег на рекламу не пожалели, так что народу могло прийти и побольше. Однако журналистов и телекорреспондентов, местных и столичных, было хоть отбавляй, и это успокоило сенатора.

Он выбросил руки вверх жестом боксера-победителя, приветствуя возбужденных зрителей. Восторженный гул сменился шквалом аплодисментов. Особенно усердствовали те, кто получил за это кругленькую сумму. Подпрыгивающие девицы звонко скандировали его имя, еще больше подогревая эмоции. Толпа никак не желала успокаиваться. Сенатор с хорошо разыгранной растерянностью покачал головой, как бы сомневаясь, что достоин таких почестей. Выставив ладони вперед, он мягкими пассами попытался усмирить неистовство толпы. Как внушить собравшимся, что скромный конгрессмен из Оклахомы вовсе не заслуживает подобных оваций?

Наконец выкрики стали затихать, и сенатор взял микрофон. Говорил он без бумажки, так как заранее выучил речь наизусть. Сегодня он возглавит движение, которое призвано увлечь за собой всю Америку.

— Друзья мои! Соотечественники! Обращаюсь ко всем вам…

Большинство слушателей составляли жители Техаса, но телекамеры обеспечивали выступавшему куда более широкую аудиторию.

— Пусть мы пришли из разных уголков нашей великой страны. Пусть мы мало походим друг на друга. Пусть у нас разное воспитание, разные пути в жизни, у каждого свои мысли и чувства, надежды и устремления. Но где бы мы ни находились, чем бы ни были заняты, в одном мы едины: все мы — и мужчины, и женщины, от старого до малого, — все мы патриоты нашей великой страны!

Слова эти утонули в буре восторга.

— Важнее всего для нас одно: наша страна должна быть сильной…

Новый взрыв одобрения.

— Мы должны высоко нести достоинство нации!

Публика была в экстазе.

Речь сенатора длилась час. Вечером отчет о ней в выпуске новостей займет от тридцати секунд до минуты — в зависимости от вкусов комментаторов. Слабый ветерок едва шевелил тщательно уложенные, покрытые лаком белоснежные седины сенатора, оттененные ковбойским загаром. Он сошел вниз с сознанием исполненного долга. Начало было положено.

В чем же состояла цель Гражданского движения за сильную Америку? Возродить национальную гордость и упрочить могущество государства (могущество это никогда не ослабевало, но об этом умалчивалось). Непосредственная задача заключалась во всемерном противодействии Нантакетскому договору, вплоть до отмены его конгрессом.

Честь и достоинство державы находились под угрозой. Мировой коммунизм под маской социализма подрывал устои через бесплатную медицинскую помощь, государственные пособия по безработице и повышение ставок налогообложения. Пособники коммунистов внутри страны, желающие одурачить американский народ и принудить его к сокращению вооружений, прямо не назывались, но угадать их было нетрудно. Следовало направлять политику на всех уровнях, обрабатывая в нужном духе и конгрессменов, и рядовых избирателей. Истинные патриоты должны открыто выступить против договора и его творца (подразумевался нынешний хозяин Белого дома).

По окончании официальной части собравшихся пригласили отведать жаркого на вертеле, готовившегося по краям парка. На угощение расщедрился один из местных патриотов-благотворителей. План «Крокетт», имеющий целью вызвать отставку президента Кормака, начал осуществляться.

Ночь в подвале прошла тревожно. По настоянию Куинна Саймон улегся на кровати, но заснуть никак не мог. Куинн устроился на полу, прислонившись спиной к бетонной стене. Саймон то и дело прерывал его дремоту вопросами.

— Мистер Куинн!

— Куинн. Просто Куинн.

— Вы виделись с папой?

— Разумеется. Он рассказал мне о тетушке Эмили… и о Мистере Споте.

— Как там папа?

— Неплохо. Озабочен, конечно. Мы разговаривали почти что сразу после похищения.

— А маму видели?

— Нет. К ней как раз вызвали доктора. Переволновалась, но ничего опасного.

— Они знают, что я жив-здоров?

— Два дня назад я им сообщил, что все идет хорошо. Постарайся заснуть.

— Ладно… Как по-вашему, когда мы отсюда выберемся?

— Как сказать. Утром, я думаю, они снимутся с места. Если к вечеру позвонят в полицию, за нами тотчас приедут. Все зависит от Зика.

— От Зика? Это что, главный у них?

— Угу.

В третьем часу взбудораженный юноша утомился от расспросов, и его сморил сон. Куинн продолжал бодрствовать, напряженно вслушиваясь в неясный шум наверху. Ровно в четыре утра в дверь трижды постучали.

Саймон проворно спустил ноги с постели и схватился за мешок. Куинн последовал его примеру. Зик появился в сопровождении двух сообщников. Пленникам заломили руки за спину, щелкнули наручниками.