Шрифт:
Вот этого я как-то не обдумал. Я сказал: «Надо отправить его назад в его твердыню и предупредить: еще раз сунешься через Блистающую реку – казним!»
Твой отец пристально посмотрел на меня… «Все будет так, как ты сказал, друг мой. – И это был последний раз, когда он назвал меня другом. – Но теперь за тобой долг: ты обязан мне жизнью».
Ты, Эриш, наверное, уже догадался, что человек, которого привезли воины, оказался вовсе не моим прежним наставником. Это был его сын, получивший то же имя, человек, отмеченный прикосновением богов хаоса, убийца, наслаждавшийся чужими страданиями; он отправлял невинных на пытки, не чувствуя ни жалости, ни сострадания, ни раскаяния. И вот его освободили и отпустили домой, где он тут же взялся за старое: и продолжал мучить и убивать, пока год спустя с ним не разделались солдаты Ранделла Керра.
Ну а я на другой же день оставил двор Льва и больше не возвращался туда. Полагаю, теперь там запустение…
Суд над шестью мальчишками проходил не в императорском Большом зале и даже не в Судилище, куда отправляли большинство преступников, если хотели соблюсти видимость правосудия. На другой день посте встречи с Шаскарой Эриша и остальных вытащили из мрачного каземата, окатили ледяной водой, чтобы сбить вонь, и даже покормили жидкой кашей. После чего повели куда-то нескончаемыми тоннелями. Когда, моргая и жмурясь, они вышли на солнечный свет, то обнаружили, что находятся в Боевом Кругу – древнем каменном амфитеатре в южной части Города. Когда-то здесь устраивали гладиаторские представления, но теперь Круг был вотчиной крыс и муравьев.
Было раннее утро, над полуразрушенными стенами древней арены только-только взошло бледное солнце. Ребят, по-прежнему скованных вереницей, вывели на середину песчаной площадки. Только охрана сменилась: вместо тюремной стражи их окружали солдаты. Эриш попросил воды, и им принесли напиться. Осмелев, он попросил пищи, и мальчишки получили настоящий вкусный свежий хлеб, немного мяса и даже фрукты.
Так что к полудню, когда начали собираться зрители, мальчишки чувствовали себя бодрее и крепче, чем в дни заключения.
Эриш не предупредил товарищей, что в их защиту станет говорить женщина. Он не получил никакой весточки от полководца и не хотел внушать неверную надежду. Лишь сказал, что полководец Шаскара подыскивает им защитника.
Поэтому, когда к ним на песок вышла какая-то женщина, они лишь таращили на нее глаза, не понимая, в чем дело. Даже Эриш не сразу сообразил, кто это. Он слишком мало общался с женщинами и видел в основном старух при казарменной кухне да тощих шлюх, которых они, бывало, жадно рассматривали из-за угла. Эта женщина была очень рослой, выше большинства мужчин, и держалась – куда там иному полководцу! На ней было длинное платье, сочетавшее разные оттенки синего, снежно-белые волосы были заплетены в косу, переброшенную на плечо. Невзирая на белизну волос, ее серьезное, без морщин лицо было красиво так, что дух замирал. Эриш и остальные даже немножко попятились, когда она подошла. Эта женщина казалась им столь же чужеродным существом, как белая пантера с Лунных гор или крапчатый феникс с Закатных островов.
Она не подала виду, что заметила их смущение. Улыбнулась и просто сказала:
– Я – архивестница Винцер, ваша защитница перед законом и буду сегодня за вас выступать. – Тут она оценивающе посмотрела на онемевших мальчишек. – Вы должны мне в точности рассказать обо всем, что случилось за Городом.
Сперва они принялись говорить все разом, перескакивая с пятого на десятое. Она слушала, переводя взгляд черных глаз с одного лица на другое. Потом вскинула руку, и они замолчали.
– Рассказывай ты! – велела она, указав пальцем на Сэми.
Сэми принялся за дело, стараясь не упустить ни одной мелочи. Архивестница слушала. Задав парню несколько вопросов, она сказала:
– Самим вам на суде не будет позволено говорить. Кто хочет еще что-нибудь добавить, пока не началось разбирательство?
– Псы моего братика съели… – пропищал младшенький мальчик Эван.
Архивестница долго смотрела на него сверху вниз.
– Как тебя зовут? – мягко спросила она затем.
– Эван Квин, – ответил мальчик, запнувшись на фамилии, словно не имея привычки произносить ее. – Конор был моим старшим братом. Собаки его убили и съели… – Светлые глаза налились слезами, и он добавил: – Это были плохие собаки!
Кивнув, архивестница выяснила, как кого зовут и кто чей сын. Каждый удостоился взгляда в глаза, сурового и сосредоточенного. Потом она повернулась и ушла на край арены, туда, где на императорской трибуне рассаживались вельможи. Эриш заметил, как она остановилась с кем-то переговорить, и узнал Шаскару. Он хотел помахать ему рукой, еще как-то привлечь внимание полководца, но тот даже не смотрел на арену. Он слушал архивестницу и кивал. Его лицо было очень печально. Эриш ощутил, как улетучивается надежда.
К императору, занявшему место на золотом балконе, присоединились двое, избранные решать судьбу ребятишек. Позже Эриш узнал имена судей. Один был Голдин Вара, богатейший владелец торговой флотилии: роль судьи была ему предоставлена в качестве платы за имперский контракт. Второй, Бал Карисса, глубокий старик, был провидцем и давним советником при императоре. По вине старческого слабоумия он едва ли вообще осознавал происходившее прямо у него перед носом. Эриш отчаянно щурился, стараясь рассмотреть императора, но видел только бороду и светлые волосы.