— Здесь я провел некоторые преобразования, — не без гордости пояснил Арнис, — сам за зодчего был. Как мне кажется, результат весьма неплох. Так что насчет планов?

Я оторвалась от созерцания белоснежного чуда посреди изумрудной лужайки. Охр. Измаранная в грязи, в рваной одежде, я, похоже, была совсем чужой на этом пиру жизни.

— Шерхем сказал, что я могу попытать счастья в Великом лесу.

Арнис молчал мгновение, переваривая услышанное, затем торопливо и как-то заискивающе улыбнулся.

— Великолепная идея, Ирбис. Шерхем, он — голова насчет всяких задумок. Но могу ли я узнать, чем ты собираешься купить наших старших братьев?

— Своими талисманами, — буркнула я, чувствуя себя все более и более стесненно.

— Хорошо, — Арнис потер ладони, — давай поговорим об этом чуть позже.

И он крепко о чем-то задумался, шагая по направлению к парадному входу. Затем, опомнившись, повернулся и протянул мне руку.

— Я привык быть галантным кавалером, — подмигнул потомственный некромант, — о, детка, да ты просто ледяная. Подозреваю, что пришла пора как следует согреть твой опутанный магией организм.

Дворец был великолепен. В качестве прислуги Арнис использовал исключительно улыбающихся зомби, выряженных в темно-синие с золотом ливреи. Спальня, отведенная мне, оказалась самыми роскошными покоями из всех, где мне доводилось жить прежде. И как, спрашивается, я могу садиться в это молочно-белое кресло, если, упав во время грозы, выкаталась в грязи как свинья?

Господин Штойц хитро улыбнулся, что-то скомандовал своим мертвякам. Не прошло и получаса, как прямо в спальню была внесена огромная бадья горячей воды. Еще один зомби принес чистое белье и небесно-голубое платье, легкое, как сахарная вата.

Арнис сделался серьезным, мановением руки отправил мертвяков прочь.

— А теперь, дорогая, раздевайся. Я собираюсь присутствовать при твоем купании.

— Что? — я не поверила собственным ушам, — но… Охр, я ж… умертвие!

Некромант сидел на стуле, закинув ногу на ногу, положив локоть на резную спинку. Красивый, холеный мужчина в расцвете сил. Лицо такое открытое, приятное, высокий лоб мыслителя… Появись он в интернате, наши девицы повисли бы на нем как пиявки. Но во мне проснулась гордость магов холода.

— Я буду благодарна вам, господин Штойц, если вы проявите ко мне уважение, достойное настоящего мужчины, и покинете эту комнату.

— Ах, леди Валле, вы, оказывается, умеете отшивать поклонников, — он ответил мне в тон, — но не надо себе так льстить. Мне нужно осмотреть ваши раны и то, как наш общий друг их обработал. Кроме того, меня смущает то, что вы полезете в воду, а мне хотелось бы удостовериться, что чистая вода не нанесет вам ущерба. Вы ведь знаете, что классические зомби никогда не лезут в воду по собственной воле?

Мне захотелось провалиться сквозь землю. Нет, в самом деле. Похоже, сделавшись умертвием, я начала стремительно тупеть.

— Так, — видя, что я застыла в нерешительности, некромант приблизился, — если ты никак не решишься, то я, так и быть, помогу. Как ты понимаешь, у меня есть некоторый опыт в избавлении дам от столь неуместных покровов.

У него были теплые сильные руки. И сам он был… таким живым, теплым, что мне захотелось закрыть глаза и прижаться к нему всем телом. Просто так, чтобы согреться, чтобы принять в себя хотя бы толику живого тепла, услышать, как стучит чужое сердце. Я прикрыла глаза, в то время как Арнис Штойц умело развязывал тесемки на рубашке, и плыла, плыла в окутавшем меня согревающем потоке. Одежда с шорохом упала на пол.

— Ну, право же, Ирбис, — задумчиво пробормотал он, — тебе следует быть сильной. Ты просто обязана добраться до эльфов и заставить их вернуть тебя к жизни.

Мне захотелось плакать. Эльфы, Великий лес. Как все это далеко — так далеко, как мне до простого человека… Но плакать я не могла. Краснеть от стыда — тоже. И потому, судорожно вздохнув, я начала выбираться из штанов.

— Вот видишь, все просто, — подытожил Арнис, окидывая меня спокойным и внимательным взглядом, — давай поглядим, в каком состоянии швы. Может, приляжешь, чтобы мне было удобнее их осматривать?

— Я грязная, — пробормотала я, — а кровать слишком чистая.

— Как скажешь, душенька.

И он принялся ощупывать несрастающиеся раны, зашитые суровой ниткой. А я молча слушала его бормотание:

— Замечательно, просто замечательно. Я бы не сделал лучше. Разве что можно было внутри еще один шов наложить? Или не трогать, и так все достаточно крепко?..

Выпрямившись, он заглянул мне в глаза.

— Болит? — и нажал куда-то под ребра.

— Не-а. — мотаю головой. — а так? — и так ничего…