Шрифт:
— Нет, не взяла. В сельской управе теперь вражина сидит, — призналась Глаша чистосердечно.
Анна внимательно посмотрела на свою новую знакомую.
— Ты теперь насчет этого с оглядкой говори, — заметила она наставительно. — По какой улице твой сапожник живет?
— Не знаю. — Показывать бумажку с адресом Шмакова она не стала. Да и запрятана была далеко.
— Ты грамотная?
— Читаю по складам.
Анна покачала головой:
— Трудно тебе, девша, придется.
— Может, найду подходящую работу.
— Замужняя? — продолжала расспрашивать Анна. — Не вдова и не мужняя жена.
— Как это понять?
— Выходила замуж за старообрядца. Помер. Сошлась с другим, но обвенчаться помешала война.
— Где он сейчас?
Глаша замялась. Говорить или не говорить, что Василий партизан? И, вздохнув, промолвила:
— Не знаю.
Из вагона женщины вышли вместе.
— Ладно. Завтра разыщем твою квартиру, а сейчас идем ко мне. — Открыв калитку домика, стоявшего недалеко от станции за виадуком, пропустила Глашу вперед.
Анна повела свою знакомую в маленькую комнату.
— Раздевайся и ложись на диван.
Утомленная длинной дорогой, Глаша уснула мгновенно.
Утром пошли разыскивать квартиру Шмакова. Поднялись на мост: увидев колонну солдат, одетых в незнакомую форму, с короткими красно-белыми ленточками на околышах головных уборов, прижались к перилам.
— Чехи, — вполголоса сказала Анна.
Пропустив колонну, женщины прошли небольшой пустырь и, повернув за угол улицы, оказались перед старым двухэтажным домом. На его фасаде виднелась написанная вкривь и вкось вывеска: «Сапожная мастерская Шмакова». Ниже стояла: «Принимаю пошив мужской и дамской обуви, срочный ремонт».
— Ну вот и нашли. Как оглядишься маленько, приходи ко мне. Долго не задерживайся. Слышала, что в городском саду в ресторан требуется уборщица. Как бы не прогагарить место. — Прощаясь с Глашей, Анна еще раз посмотрела на окна полуподвала, где жил сапожник, оглядела зачем-то улицу и, заметив чешский патруль, поспешно завернула за угол дома.
Глаша постучала в дверь. На стук долго не выходили. Гликерия стала прохаживаться мимо окон.
— Вы к нам? — Перед ней стояла миловидная девушка лет семнадцати и вопросительно смотрела на Глашу.
— Ага. Мне нужно повидать Ивана Васильевича Шмакова.
— Папа, кажется, дома. Вы звонили?
— Я не знаю как, — смутилась Глаша.
— Вот видите шнур? Стоит только дернуть за него, и в квартире послышится звонок. Вот так. — Девушка взялась за шнур. Было слышно, как за дверью задребезжал колокольчик, и показался сам хозяин, пожилой мужчина с добрыми усталыми глазами. На нем был нагрудный фартук из кожи.
— Кто с тобой, Поля? — спросил он дочь и перевел глаза на Глашу.
— Я с Ольховского кордона. Племянница Леонтия. Он просил передать вам поклон, — ответила Глаша.
— А-а, хорошо. Заходите, — приветливо заговорил Шмаков.
— С Леонтием мы вместе тянули солдатскую лямку. Проходите в комнату. Ты что, по какому случаю приехала? — продолжал он расспрашивать молодую женщину и обратился к жене: — Мать, поставь-ка самоварчик. Надо гостью попоить чайком.
— Спасибо, я уже пила. — Глаша опустилась на стул и оглядела неказистое помещение мастерской. Перед окном с зеленоватыми стеклами стоял небольшой верстак. На нем сапожный инструмент и начатая работа. В углу куча старой обуви, принесенной для починки. Прямо от входной двери виднелась вторая, ведущая во внутренние комнаты.
— Как здоровье Леонтия? — обратился Шмаков к неожиданной гостье.
— На ноги стал жаловаться. Да и тетка не шибко хвалится здоровьем, — вздохнула Глаша и обвела еще раз глазами помещение. — Насчет работы приехала, — после короткого молчания заявила Глаша.
— Почему на кордоне не жилось?
— Так.
— С Леонтием или с теткой поссорилась? — продолжал допытываться хозяин.
— Нет, жили хорошо. — Глаша затеребила концы узелка, лежавшего на коленях. — От других людей обиды терпела да и сейчас боюсь.
— От кого это?
— Старый свекор житья не дает. Председателем сельской управы он теперь. А второй-то муж у меня в партизанах. Ушел с отрядом на какой-то Троицк.
— А-а, теперь, понятно. Насчет работы не беспокойся, устроим.