Я принялся было его благодарить. Он похлопал меня по плечу. «Не стоит благодарности. Я рад, что смог оказаться полезным». — Убрав руку с моего плеча, он прикоснулся к цветку в моей петлице, чем очень меня насторожил. Подозревал ли он что-нибудь? Так ничего и не узнав о его организации, я, по крайней мере, понял, что эта организация весьма влиятельная. Когда он сказал: «Поторопитесь, нужно еще собраться. Вам ни в коем случае нельзя опаздывать. Водителю приказано отправляться точно в указанное время, и ждать он не будет», я вздохнул с облегчением.

В комнате сгущались сумерки — надвигалась гроза. Его рука потянулась к выключателю, но одновременно с ударом грома вспыхнула молния. Капли дождя ударили в окна, и какой-то человек в форменном плаще, зайдя в комнату, подал знак не включать свет. Я смог различить лишь очертания крупного, крепко сбитого тела, эта массивная фигура показалась мне смутно знакомой. Они шепотом разговаривали в дальнем конце комнаты, а я безуспешно пытался вслушиваться в их весьма напряженный спор, предметом которого был, очевидно, я, поскольку оба время от времени на меня поглядывали. Ясно было одно — меня стараются в чем-то обвинить. И хотя лицо вновь прибывшего оставалось в тени, в его голосе — между ударами грома — слышались угрожающие нотки, однако разобрать слов я не мог. Ему, похоже, удалось вселить тревогу и подозрение в стоявшего рядом чиновника.

Мне стало не по себе. Если чиновник поверит ему, положение мое заметно ухудшится. Я потеряю всякую надежду попасть к правителю, а, кроме того, вскроется, что я, воспользовавшись красной гвоздикой, ввел их в заблуждение. Замаячила серьезная опасность повторного ареста.

Я посмотрел на часы. Несколько минут от отведенного мне получаса уже пролетели, и, чувствуя, что мне пора уносить ноги, я незаметно придвинулся к двери и приоткрыл ее за своей спиной.

Воздух взрезала огромная молния, озарив мертвенно бледным светом и взлетающие полы плаща, и наставленный на меня пистолет. Я поднял руки, а чиновник, повернувшись к собеседнику, прогудел, перекрикивая раскаты грома: «Ну, что я вам говорил?» — Он на секунду отвлекся, и я тут же бросился к его ногам и применил захват, которому я обучился еще в школе. Выстрел прогремел у меня над головой. Мне не удалось его повалить, но он потерял равновесие: длинный плащ затруднял его движения. Не успел он снова прицелиться, как я выбил из его рук пистолет, который отлетел в другой конец комнаты. Он ударил меня, обрушив на меня весь свой вес. Он был куда тяжелее меня, я чуть не упал. Меня спасла дверь, за которую я удержался, в коридоре послышались приближающиеся шаги. Противник набросился на меня с пущей свирепостью, крикнув чиновнику, чтобы тот отыскал пистолет. Как только он окажется у него в руках — мне конец. В отчаянии я двинул его дверью, вложив в удар всю силу, и с удовлетворением увидел, как он, скорчившись от боли, выскочил вон. На моем пути материализовались еще двое, но я просто раскидал их в стороны, слышал только, как один с криком упал и как под ним треснула дверь. Более никто не пытался меня остановить. Не оглядываясь, я кинулся по коридору прочь из здания. В соседних кабинетах выстрела, наверное, просто не слышали из-за грома.

Гроза помогала мне и дальше. На улице меня никто не заметил, поскольку все попрятались от проливного дождя. Улицы утопали в воде, промокнув насквозь уже через секунду, я мчался изо всех сил, рассекая струи воды, как конь, на скаку форсирующий реку. К счастью, я знал, где находится главпочтамт, и бросился прямо туда. В отель, наверное, уже поступил приказ о моем задержании — в любом случае, заходить туда, не было времени. Шофер заводил мотор, когда я примчался, размахивая подорожной. Недовольно глянув на меня, он большим пальцем указал на кузов. Я, собрав последние силы, подтянулся и рухнул на что-то чрезвычайно твердое. Моментально исчезли дождь и дневной свет, словно их кто-то выключил, автомобиль сильно тряхнуло, и мы тронулись. Все тело у меня болело, я промок до нитки и с трудом переводил дыхание, но чувствовал себя победителем.

В кузове нас было четверо. Было темно, шумно и неудобно. На лавках под тентом сидеть можно было, только низко опустив голову. Мы сидели подвое, скорчившись, в жуткой тесноте, заваленные ящиками разных размеров. Но здесь, в этой лишенной всякого комфорта клетушке на колесах, где никто меня не увидит, я испытывал такое облегчение, что даже не замечал страшной тряски. Я шел к цели. Гроза постепенно стихла, но дождь по-прежнему лил и, наконец, стал просачиваться сквозь брезентовый тент, что нисколько не ухудшило моего настроения. Как бы ни текло, сильнее промокнуть было уже невозможно.

Мне хотелось подружиться с попутчиками, молодыми парнями, вчерашними студентами технического колледжа, но разговорить их я не сумел: иностранцу они не доверяли. Мои вопросы вызывали подозрение, что я пытаюсь выведать какую-то тайну, хотя было очевидно, что в тайны их никто не посвящал. Они были невероятно наивны. Я понял, что мы — люди слишком разные, и умолк. Постепенно, забыв о моем присутствии, они стали болтать между собой. Речь зашла о работе, о сложностях, связанных с монтажом передатчика. Нехватка материалов, квалифицированного персонала, средств, низкий уровень рабочих, безответственность и разгильдяйство. То и дело они бурчали: «Саботаж». График работ давно полетел к черту. Передатчик должен был быть налажен к концу месяца, а теперь уже никто не знал, когда его сдадут. Устав от их разговоров, я закрыл глаза и перестал слушать.

Время от времени до меня долетали отдельные фразы. В какой-то момент, я понял, что они говорят обо мне, думая, что я сплю. «Его послали шпионить за нами», — сказал один. «Узнать, можно ли нам доверять. С ним нужно держать ухо востро, не отвечать ни на какие вопросы». Говорили они тихо, почти шептались. «Я слышал, что профессор сказал… Они ничего не объяснили… Почему в опасную зону послали именно нас, когда другие…» Им было тревожно, но никакой информации от них было не добиться. Не стоило даже тратить время.

Поздно ночью мы остановились в маленьком городке. Я разбудил местного лавочника и снова приобрел самое необходимое: мыло, бритву, смену одежды. В городе была всего одна заправка, и утром водитель потребовал, чтобы ему продали все имеющееся в наличии топливо, на что хозяин с возмущением возразил, что с такими перебоями в снабжении, он может остаться без горючего. Пропустив это мимо ушей, наш водитель приказал ему выкачать все до капли, а в ответ на новые гневные протесты, заявил: «Заткнись, и делай, что велено. Это приказ». Я стоял неподалеку и спокойно сказал, что, пожелай кто-нибудь здесь заправиться, его ждет неприятный сюрприз. Он бросил на меня презрительный взгляд. «У него наверняка что-нибудь припрятано. У них всегда есть заначка». Канистры с бензином загрузили в кузов, где едва оставалось место для нас четверых. Мне досталось самое неудобное место — над задней осью.