— Ваш отец столько же смыслит в человеческих чувствах, сколько в космологии.

Она расхохоталась, но глаза оставались серьезными.

— А ваш inamorato? [20] — рискнул я. — Что ценит он? — Девушка промолчала, и я с большей уверенностью продолжал: — Не могу допустить, чтобы девица столь богато одаренная нуждалась в каких-то магических средствах, чтобы добиться внимания мужчины. При всем уважении к вам, могу лишь предположить, что ваш inamorato слеп или туп.

— Нет никакого inamorato! — выкрикнула она вдруг, крепко прижав руки к груди и отвернувшись от меня. — Не смейтесь надо мной, Бруно. Я-то думала, вы не такой, как все.

— Прошу прощения.

Я подлил себе вина и откинулся на спинку кресла, стараясь скрыть улыбку. Если уж девушка хочет довериться кому-то, она все равно это сделает, но только когда сама сочтет нужным. Несколько минут мы сидели в молчании, лишь треск поленьев и убаюкивающее гудение огня нарушали тишину.

— Что касается Агриппы, он добыл знания о практической магии из древнего трактата, именуемого в Европе Picatrix, — заговорил я, когда стало ясно, что София по своей инициативе молчание не прервет. — Правильнее именовать его Ghayat al Hakim, то есть «Цель мудрых». Этот трактат был составлен арабами в Харране примерно четыре столетия тому назад. Но на самом деле это перевод с гораздо более древнего труда, написанного еще до разрушения Египта и вдохновленного, как полагают, самим Гермесом Трисмегистом. — Я сделал паузу и отпил глоток вина в полной уверенности, что внимание слушательницы вновь безраздельно принадлежит мне: ее глаза неотрывно глядели на меня. — Эта книга запрещена Римом и никогда не печаталась в типографиях, ибо это слишком опасно, однако по приказу короля Альфонса Мудрого она была переведена на испанский, а затем на латынь, так что появилось несколько рукописных копий. Одна из этих копий была десять лет тому назад тайно доставлена в Париж для короля Генриха. Король собирает запретные эзотерические книги, хотя и не умеет пользоваться ими.

— И вы прочли ее? — шепотом спросила София, всем телом подавшись ко мне.

— Его величество разрешил мне взглянуть на этот манускрипт после того, как я торжественно поклялся, что не буду переписывать его для себя — ни целиком, ни даже отдельные его части. Он упустил из виду, что я — первый в Европе специалист в искусстве запоминания. — Тут я позволил себе скромно усмехнуться, но София как будто ничего и заметила.

— Так что же там было?

— Это учебник астральной магии, наставление в искусстве применять себе в помощь талисманы, образы и те силы, что движут звездами и планетами. — Я понизил голос до шепота и оглянулся, проверяя, надежно ли прикрыта дверь. — Магия эта основана на идее, что при всем бесконечном разнообразии вещества во Вселенной все силы в ней взаимосвязаны и все это входит в единое, одухотворяемое Божеством вещество. А потому человек, обладающий достаточными познаниями, может установить связи между элементами природного мира и теми небесными силами, коим они подчинены.

София недоуменно нахмурилась.

— Но как это действует? — настойчиво переспросила она.

— Вижу, вы не отступитесь, пока не узнаете, — улыбнулся я. — Ну, к примеру: предположим, — так, просто ради поддержания разговора, — что вы хотите вызвать к себе любовь некоего человека. — Я внимательно следил за ее реакцией: щеки девушки разгорелись и губы приоткрылись в нетерпении, однако она ответила на мой взгляд почти гневным взглядом. — В таком случае вам нужно привлечь на помощь могущество планеты Венера, а значит, для начала узнать, какие растения, камни и металлы находятся под властью Венеры. Вам также понадобится усвоить наиболее могущественные символы Венеры, написать их на талисмане, сделанном из подходящих материалов, в день и час, наиболее подверженные астрологическому влиянию Венеры, правильно составить призыв к Божеству, имя, магические числа… Как видите, все это очень сложно.

— Но вы могли бы меня научить? — выдохнула она.

— Понимаете ли вы, о чем просите? — возразил я, понижая голос до еле слышного шепота. — Чтобы я учил вас «дьявольскому колдовству», как назовет это большинство? Да знаете ли вы, какой опасности подвергнемся мы оба? К тому же, должен признаться, я никогда не пытался использовать магию в практических целях, меня всегда интересовала лишь интеллектуальная, теоретическая сторона вопроса. Право, София, если объект вашей привязанности не отвечает вам взаимностью, не разумнее ли обратить свои взоры к иному предмету?

Она склонилась ко мне и на миг коснулась тонкими пальцами моей руки, печальная улыбка вновь заиграла в уголках ее губ.

— Конечно, разумнее, — тихо признала она. — Однако сердце часто бывает не в ладу с разумом, вы и сами это знаете, Бруно.

Я смотрел на нее с болью в сердце. Наконец я понял, что и мне самому грозит серьезная опасность: я могу привязаться к этому полному жизни и странных идей существу со страстным взглядом карих глаз. А она? Что привлекало ее во мне? Лишь возможность обрести слушателя? Того, кто согласился воспринимать ее всерьез? При этой мысли ревность невольно кольнула меня: все это богатство, вся глубина чувств для какого-нибудь тщеславного павлина вроде Габриеля Норриса? Стоит ли расспросить ее, прикидывал я, и как подступиться к такой скользкой теме?

Мои размышления прервал глухой стук по ту сторону двери, словно кто-то потерял равновесие и всем телом врезался в косяк. София поспешно отдернула руку, оттолкнула свое кресло и вскочила на ноги, сердито оглянувшись на дверь. Но едва она сделала шаг, как ноги ее подкосились и она, тихо вскрикнув, вцепилась в спинку кресла, чтобы не упасть. Я тоже вскочил и поспешил подхватить девушку; она, держась за мое плечо, замерла на миг, повисла на мне, тяжело дыша.

— Вам нехорошо? — забеспокоился я. Идиотский вопрос — лицо ее было серым, как зола.